Путешествие туда, не знаю куда (СИ)

И тут понеслось. Вождь оказался человеком азартным, и где-то час мы с ним бились-боролись, передвигая золото то туда, то сюда. Выигранное золото я аккуратно складывал в заранее подготовленный мешок.

— Ставлю пять! — крикнул я в очередной раз и бросил на шкуру пять мешочков.

Медведь сунул руку в свою торбу и поменялся в лице. Схватил торбу, перевернул ее и потряс. Пусто…

— Все, нет больше.

— Жалко, Медведь, — сказал я, забирая назад свои пять мешочков, — но раз нет, значит нет. Нам пора. Спасибо за хлеб, за соль… Чикер, отдай камушек вождю, я обещал, и смотри, без фокусов.

— Стой! — крикнул вождь, — давай сыграем на весеннее золото!

— Я бы с удовольствием сыграл с тобой на золото на десять лет вперед, но увы, наш бог не разрешает играть в долг, извини, вождь.

Медведь лихорадочно озирался по сторонам, пытаясь найти, на что можно сыграть. Потом он что-то вспомнил и закричал:

— Подожди! У меня есть!

С этими словами он выбежал из чума.

— Чикер, ты молодец, хвалю! А теперь быстро колись — камень отдал вождю?

— Ваша светлость, как можно?! Конечно, отдал! — Чикер смотрел на меня слишком честными глазами.

— Бедный вождь… Держи мешок, здесь сто пятьдесят шесть мешочков. И даже не думай, головой отвечаешь.

На улице послышался звон металла. Вождь решил со мной на корову сыграть? При всем уважении, корова столько не стоит. Медведь ввалился в чум спиной вперед, таща за собой кого-то на цепи, следом зашли три эскимоса.

— Вот, Змей, на это буду играть! Десять мешочков стоит!

Большого труда мне стоило сохранить лицо. Передо мной стояла негритянка.

Часть 9

Зора.

Негритянка негритянке рознь. Жители нашей Африки все разные: и по строению тела, и по цвету кожи. Высокая, на голову выше своих охранников, худая до невозможности, кожа да кости. Удлиненное лицо с запавшими огромными глазами и торчащими скулами когда-то было красивым, но годы и жуткая худоба превратили это лицо в высохшую маску. Бритый до синевы череп дополнял картину. В неверном свете плошек определить ее возраст было затруднительно, лет сорок, может больше. Она мне напоминала гипертрофированно вытянутую статуэтку из эбенового дерева, такие в моем детстве показывали в передачах про Африку. Сходство со статуэткой дополняло практически полностью голое тело женщины. Из одежды на ней была короткая набедренная повязка и металлические цепи на руках, на ногах и вокруг шеи.

Для себя я сразу решил, что у эскимосов она не останется. Не знаю, откуда это существо занесло в здешний мир, может когда-нибудь и узнаю. Скорее всего эта женщина опасна, не стал бы вождь просто так ее заматывать в цепи, но это не повод держать человека голышом на холоде.

Я повернулся к вождю.

— Она у тебя в бане живет?

— Какой бане? Нет никакой бани, в чуме держим, где еще.

Мне в зимней одежде в чуме вождя было не слишком-то тепло, а эта африканка просто голая и босиком!

— У тебя что, вождь, лишней шкуры не нашлось, чтобы свою пленницу не морозить? — я неприязненно посмотрел на Медведя.

— Не заслужила! — отрезал вождь, — хватит разговаривать, давай играть.

— Я на людей не играю, — не менее резко ответил я. Подошел к Чикеру, достал из мешка пять мешочков с золотом и бросил к ногам вождя.

— Забирай. Играть больше не будем, мы уходим.

— Я сказал десять! — завопил вождь.

— Этот скелет и одного не стоит, и ты сам это знаешь, — я подошел к Медведю и, понизив голос, спросил:

— Лапа, ты где ее откопал? Просто интересно.

— Еще два мешочка.

— Хорошо, дам один и все на этом. Рассказывай.

— Мои воины (я еле сдержал улыбку) год назад нашли ее в пещере, где мы добываем золот…, не важно, там, в горах. Она была вся изранена, в боку торчал обломок копья. Парни хотели добить ее, но не получилось. Она покалечила троих, получила еще два копья в грудь, и только после этого отключилась. Ее связали, на всякий случай, и приволокли ко мне в стойбище. За два дня, пока ее везли, часть ран затянулась, у меня в чуме она очнулась, порвала веревки, как гнилые нитки, убила одного воина, одного ранила и в этот момент я ее сзади ка-а-ак треснул! Думал все, с концами. Так нет же, очухалась. Но уже связанная цепями.

— Ну, и добили бы и дело с концом, зачем издеваться над человеком? Или ты, вождь, ждешь, когда она исправится и попросит прощения?

Медведь почесал голову:

— По нашим обычаям связанного врага убить просто так нельзя, только в поединке, а развязывать ее никто не станет, дураков нет. У нее в груди торчало два копья — сейчас даже отметин не осталось. Поэтому и держим. Интересно, сколько она протянет? Кормим объедками, зимой и летом голая, а все не сдохнет. Только высохла, как сушеная рыба. И еще. Она все же женщина, я, эта, попробовать хотел.

— Попробовал?

Вождь посмурнел.

— Не, не стал. Она убить пообещала. Стоит вся связанная, а мне все равно не по себе. Только ты никому. Змей, ты, эта, забери ее подальше, ладно? Честно тебе скажу — страшно мне, когда она рядом.

— Как ее зовут?

— Да кто ж знает, она почти не разговаривает. Мы ее Головешкой зовем.