Путешествие туда, не знаю куда (СИ)

В горах, заросших буйной растительностью, было очень опасно. Повсюду росли хищные лианы, способные переварить любую живность, которая попадется в их липкие плети. Тончайшие усики-антенны свисали в самых неожиданных местах, поджидая добычу. Неосторожное животное или человек задевали усики, и сверху падала копна липких щупалец, мгновенно облепляющих жертву. В то же время плети лиан, очищенные от кожицы и обжаренные на костре, практически не отличались от мяса.

Далеко не всегда охота была удачной. Огромные звери днем и ночью рыскали в поисках пищи, все вокруг было наполнено звуками борьбы и чьих-то предсмертных хрипов. В джунгли выходили самые осторожные опытные воины, но иногда и они возвращались не все. Поэтому обычной пищей племени были грибы и мох, которые росли на стенах дальних пещер.

Родовая пещера, принадлежавшей вождю племени, отличалась от всех остальных. У нее были ровные стены и пол, и полукруглый ровный свод. В дальнем торце родовой пещеры находилась Дверь, ведущая к Сокровищам. Да, именно так: „Дверь“ и „Сокровища“. Из поколения в поколение в преданиях говорилось о несметных Сокровищах, хранящихся за Дверью. И племя Хранителей должно было охранять вход до прихода кого-либо из Великих.

В Горе жило несколько племен и все они нам завидовали. У нас были самые лучшие пещеры, самые лучшие грибницы. Иногда случались нападения, но у нас были самые сильные воины, которые легко отражали все атаки.

На Двери находился прямоугольник, заполненный маленькими квадратиками. При нажатии на квадратик раздавался еле слышный писк. Когда я подросла настолько, что смогла доставать до прямоугольника, я часами нажимала на квадратики, с упоением слушая их волшебное попискивание. Мне уже было пятнадцать или шестнадцать лет, когда в один прекрасный день Дверь громко щелкнула. Со скрипом, с большим трудом она немного приоткрылась и замерла.

В пещере в этот момент никого не было. Отец на охоте, мать ушла в дальние пещеры. Меня никогда никуда не брали, с самого рождения я была очень слабенькой, сколько себя помню, всегда болели ноги. И только потому, что я дочь вождя, меня не выкинули в джунгли еще в детстве.

Простые члены племени в пещеру вождя никогда не заходили, можно было не бояться, что кто-то увидит открытую Дверь. Абсолютная темнота за Дверью и пугала, и манила. Жизнь в полутемных пещерах приучила глаза различать предметы почти в полной темноте, но там, за Дверью не было видно ничего.

Любопытство сгубило кошку. Я решила быстро-быстро, одним глазиком посмотреть на Сокровища, вернуться и закрыть Дверь. Взяла корзинку со светящимися грибами и пошла навстречу своей судьбе.

Дверь приоткрылась совсем немного, даже я, похожая на скелет девушка, еле протиснулась внутрь. Не успела сделать и пары шагов, как вокруг вспыхнул свет, и я ослепла. Один-единственный раз я была у выхода из пещеры в джунгли и никогда не забуду тот волшебный зеленоватый свет, струящийся отовсюду.

Но этот безжалостный раскаленный свет проникал даже сквозь плотно зажмуренные веки. Внезапно я услышала чужой голос, совсем близко! О, боги, как я испугалась! Хотела тут же убежать, но не смогла даже пошевелиться, что-то металлическое схватило меня за руки и оплело голову. Так страшно мне еще никогда не было.

Голос повторился. Похоже, меня о чем-то спрашивали, но я ничего не поняла, хотя слова показались смутно знакомыми. Я хотела посмотреть на источник звука, но так и не смогла открыть глаза. Вдруг яркость света стала уменьшаться, уменьшаться и наступили приятные сумерки. Я открыла глаза и увидела перед собой блестящий скелет, чем-то напоминающий человека.

— Добрый день, Мию, — произнес он на чистейшем языке племени Хранителей. — Не бойся меня, я твой друг, меня зовут Роби.

Тут к нему откуда-то сбоку подъехал такой же сверкающий ящик на колесиках и замер. Роби достал из него какую-то штуку и сказал.

— Мию, дай мне, пожалуйста, свою руку.

Скелет говорил таким доброжелательным тоном, что я бесстрашно протянула ему свою руку. Штука, которую держал Роби, переползла на меня и облепила всю руку до локтя. Вся кожа немедленно стала зудеть и чесаться, но, о чудо! я почувствовала такой прилив бодрости и ноги почти перестали болеть! Зато страшно захотелось есть, и я с сожалением подумала, что есть будем только вечером, и мне опять достанется маленький клочок мха с грибами.

Отец всегда говорил, что я никчемная. Выросла выше отца, худая, как палка и вечно больная. Меня же никто в жены не возьмет, и поэтому нечего на меня переводить драгоценную еду. Я уже тогда понимала, что жива до сих пор только благодаря матери.

От горьких размышлений меня оторвал Роби, протягивая какую-то плитку.

— Мию, поешь, тебе сейчас это очень нужно.

О, боги еще раз! Никогда, никогда в жизни я не ела ничего вкуснее! Мне показалось, что Роби улыбался, когда протягивал вторую плитку.

Штука слезла с моей руки, но на запястье осталась черная полоска.

— Теперь она будет с тобой всегда, — сказал Роби, — это твой помощник, его зовут Ен.