Путешествие в Акру

— Хлеб, густо пропитанный мясным или рыбным соком, устав повелевает раздавать бедным паломникам, приходящим к воротам замка в обеденные часы, — как бы невзначай пробормотал тамплиер, после чего устыженный Кот мгновенно отставил то, что осталось от его тарелки, и стал смотреть в потолок с самым постным видом.

— В присутствии Магистра дозволяется серебряная посуда и золотые кубки, однако сегодня Магистр отбыл в Акру по случаю коронации Конрада Монферратского, — продолжал тамплиер. — В постные дни братьям предписано после обеда совершать упражнения с оружием или музицировать. Могу ли я попросить позволения взять две ноты на чудесном Охотничьем Рожке, звуки которого возвестили нам о вашем прибытии?

Бабушка протянула рыцарю Рожок. Он бережно поднес его к губам и стал выводить печальную и мужественную мелодию. При первых ее звуках другие тамплиеры оживились, двое из них вытащили откуда-то лютни и стали вторить ему, а остальные запели воинственную песню:

— Мимо Мертвого моря губительных вод
И барханов кочующих мимо
Проложил свои тропы Крестовый поход
Силой духа отцов-пилигримов.
Возле края пропитанной солью земли
Разбивают палатки свои Короли,
Развернув боевые знамена.
Но безмерно могуч и коварен Восток.
Гонит ветер пустыни сыпучий песок,
Чуя падаль, кружатся вороны.

Неприступная Акра сдается Кресту,

И победа так близко сегодня.
Не руби, победитель, мечом пустоту,
Не видать тебе Гроба господня!
Льется злато султана в карманы вельмож,
Короли уж не ставят друг друга ни в грош,
И поникла уже Орифламма.
А враги наступают волна за волной,
Но стоят перед ними железной стеной
Неподкупные рыцари Храма.

Омрачил твою душу неверия грех —

Разрешит все сомненья капитул.
Мы приносим единую клятву для всех:
Здесь не важен ни род твой, ни титул.
В наше братство вступает лишь тот, кто готов
Разделить наши беды, наш хлеб и наш кров,
До могилы храня нашу тайну,
Кто врагу не уступит земли этой твердь,
Кто по слову Магистра поскачет на смерть,
Кто явился сюда неслучайно.

В этой дикой пустыне тебя каждый миг

Ожидает кинжал асасина,
И на родине проклят ты как еретик,
Лишь покинешь пески Палестины.
Перережут нам горло враги на заре,
Иль свои нас под вечер сожгут на костре,
Ждут нас плаха, тюрьма иль галера, —
Вы нас вспомните здесь на Священной земле,
Где стоят наши замки на каждой скале,
Где связал нас обет тамплиера!

Едва затихли последние аккорды этой песни, как из коридора, ведущего к воротам замка, послышались шаги, звон доспехов и приглушенные голоса. Внезапно двери распахнулись, и в зале появились два рыцаря. Один из них был облачен в белую мантию тамплиера, поверх которой висела тяжелая золотая цепь. Другой, в выцветшем голубом плаще с лилиями, имел чрезвычайно изможденный вид и к тому же сильно хромал.

— Магистр ордена Храма и король Иерусалимский! — шепнул Робину на ухо вежливый тамплиер. Все встали со своих мест. Вновь прибывшие рыцари прошли к камину. Король Гвидо, морщась от боли, прислонился к каменной колонне. Магистр, который дышал тяжело, словно после долгой скачки, несколько секунд простоял молча, обводя взглядом собравшихся в зале тамплиеров. Наконец, он заговорил:

— Вы знаете, что сегодня городская чернь, поддержанная некоторыми баронами Иерусалимского королевства и, как это ни печально, четырьмя из Пяти Королей, собиралась провозгласить герцога Монферратского королем.

Тамплиеры молчали.

— Однако за несколько минут до начала церемонии коронации герцог Монферратский был убит.

По залу пронесся вздох. Магистр продолжал.

— Убийца, без сомнения асасин, имел при себе огромный рубин, который, как все знают, был подарен шейхом ас-Саббахом королю Англии Ричарду.