«Пришли мне, — пишет Магистрос, — поскорее форель, иначе я сочиню тебе послание, в котором залью тебя потоком красноречия, да так, что, уверяю тебя, ты будешь есть свою форель и разных пресмыкающихся, козявок и мерзких гадов, которых, как мне известно, ты вкушаешь по пятницам, а я заставлю тебя с ужасом и отвращением извергнуть их из твоих внутренностей».
Как видно, Григор чувствовал себя совершенно свободно в сфере родного языка. Ему ничего не стоило сесть и написать большую поэму из шестнадцатисложных стихов. Он и сочинил такую в 1045 году, когда приехал в Константинополь и отдал императору ключи от своей крепости. Там он познакомился с одним арабским поэтом. Тот долго распространялся об арабской поэзии, и Григор почувствовал себя задетым, особенно когда поэт стал кичиться изяществом арабской рифмы. «Ты называешь это поэзией, — сказал Григор, — потому что ваши стихи оканчиваются на один звук? Сейчас, немедленно, я сочиню тебе сколько угодно стихов. Столько, сколько написал Мухаммед за сорок лет, я напишу за четыре дня. И все мои стихи будут оканчиваться слогом «и», который ты считаешь лучшей рифмой».
Взяв темой свободное изложение Священного писания, он сочинил за четыре дня тысячи шестнадцатисложных стихов с рифмой на «и». Свое произведение он назвал «Тысячестрочник». Это первая армянская поэма, где последовательно употреблена рифма. Позднее один из его потомков, выдающийся армянский поэт Нерсес Шнорали, напишет «Элегию на падение Эдессы» в четыре раза длиннее, чем «Тысячестрочник».
То так, то иначе старался рассеять Григор множество печалей, своих и родной страны. Сохранилось его письмо к католикосу Петру, где он пишет, что, передав свою крепость византийцам, он совершил неразумный поступок, но ничего другого нельзя было сделать в трудных обстоятельствах, в коих оказались и он сам, и его родина.
«Пусть соблаговолит твой всеведущий ум рассудить мой неразумный поступок, из-за которого я изведал больше огорчений, чем сам Приам[32]
, так и не увидевший светлого дня. Простой народ рассказывает такую сказочку о предусмотрительном жаворонке: он упал однажды с высоты и, очутившись на земле, протянул лапки к небу, так как испугался, что оно вот-вот упадет и раздавит его; поэтому жаворонок и пытался своими лапками удержать небо. Люди при виде его, смеясь, говорили: «Ну, простофиля, разве этими тростинками удержишь небо?» А птичка им отвечала: «Что могу, то и делаю». И то, что я, как ты видишь, делаю теперь, — это мои лапки-тростинки… Но, уповая на господа Бога и веря тамошним обещаниям (то есть византийским), я послал гонца к себе на родину, которую предали уже многие, посему мы, гонимые, и бежим оттуда. Да свершится суд божий».Этот человек являл вершину мысли и чувства в трудный период для своего народа. Собственный горький опыт он пытался передать потомкам, что видно из его письма к сыну:
«Как только ты стал разбирать буквы, я принялся с нежностью и рвением, как хорошая кормилица, вскармливать тебя день и ночь сочинениями Платона, Стагирита[33]
и теперь взамен очень прошу тебя не забывать наши традиции, не дать погаснуть в себе любви к Христу, нашему Богу, и к тому, кто был первым нашим светочем, — я имею в виду Партева».Сын Ваграм стал его преемником, правил Месопотамией и Тароном, но мечтал о том, чтобы посвятить себя церкви и армянской науке, как просил его отец в завещании. Он встречал упорное сопротивление императора, но в конце концов добился того, чего хотел. Тогда он сложил свои полномочия и стал армянским архиепископом, католикосом Григором III. Вскоре он покинул и патриарший престол, отправился в Константинополь и далее в Египет и Палестину. Он поставил своей целью собрать и перевести на армянский язык жития мучеников, за что и получил имя Вкаясер, то есть Мартирофил[34]
.Имя Григора Магистроса часто встречается в сочинениях его потомков, многие из которых при новом внезапном расцвете культуры армянского народа занимали видное место в Киликийском царстве — то был последний проблеск в истории Армении, ибо после турецкого нашествия там на долгие века воцарилась ночь.
Переходя к краткому изложению последнего этапа древней армянской истории, приведу две легенды из хроник.
Однажды в Трапезунд на водосвятие пригласили армянского патриарха Петра, бежавшего с родины. Был там и византийский император. Петра и его епископов поставили на берегу реки выше по течению, поскольку армяне святили бы воду не по греческим канонам, и позаботились, чтобы перед впадением реки в море воду после армянских благословили греческие священники. У греков был голубь, наученный летать над рекой; он призван был показать, что святой дух благословил греческие воды, а не армянские. Но произошло чудо: когда Петр освятил воду, река повернула вспять, и сверкание ее, затмив свет солнца, всех ослепило. А когда голубь взмыл над водой, в него когтями вцепился орел и унес в даль небесную.
Все подивились невиданному чуду, и греки отослали Петра еще дальше, в Севастию. Там армянским патриархом был Ваграм, сын Магистроса, Григор III Мартирофил.