Путешествие в Армению

«Арабы заполонили весь Кавказ, дошли до Халкидоны, но греки думали только о догме».

Константа II больше всего заботило одно: как заставить армян правильно толковать учение о двух естествах Христа. Он известил армянского патриарха, что тот должен принять халкидонскую веру, если хочет достроить свой храм. И, призвав к себе всех армянских епископов, потребовал от них того же самого.

Потом, воскресным утром, в сопровождении нескольких полков войска и целого сонма армянских епископов, Констант II явился в храм Бдящих сил, и, хотя он был построен лишь наполовину, его освятили. После богослужения он отправил всех епископов в Двин. Там, в кафедральном соборе, где сто лет назад Нерсес II проклял Халкидону, царь заставил всех епископов причаститься и признать учение о двух естествах.

Об этом рассказывает историк Себеос, который сам был епископом и видел все своими глазами. Он описывает потрясающую сцену, когда лишь один епископ пытался оказать сопротивление. Он отказался причаститься и удалился из храма.

По-видимому, историограф говорит о себе самом.

Константу II докладывают о случившемся, и он повелевает немедленно привести непокорного. Между ними происходит примерно такой диалог.

— Ты кто? Священнослужитель? — спрашивает император.

— Да, по милости божьей и с твоего великого соизволения, царь, — отвечает епископ.

— Почему ты не стал причащаться? И я, твой император, и твой патриарх — мы все причастились. Что ты возомнил о себе? Считаешь нас недостойными, отказываешься вместе с нами приобщиться к святым тайнам?

— Великий император! Раньше, когда я видел тебя нарисованным на стене, у меня дрожали колени. Что я могу сказать теперь, когда ты живой передо мной? Все мы здесь варвары неученые. Я, царь, недостоин причащаться вместе с тобой.

— Вот он, патриарх твой или нет?

— Патриарх, святой Григорий.

— Ты его признаешь?

— Да.

— Ступай и прими причастие из его рук.

Историк добавляет и другие подробности. Дело кончается полным подчинением епископа.

Во время последнего нашествия арабов местный князь Феодор Рштуни вступил с ними в соглашение, и Халифат признал его сатрапом Армении. Констант II заставил армянского патриарха отлучить Феодора Рштуни от церкви и затем уехал в Константинополь. Чтобы не попасть в руки Феодора, Нерсес III сбежал в соседнее княжество Тайк и жил там в добровольной ссылке до 656 года, пока тот не умер. А потом тотчас вернулся к себе, еще раз проклял Халкидону, признал веру в одно естество Христа и, оставив патриарший трон — пусть его подушку согревает кто-нибудь другой, — стал завершать свое главное дело. В 661 году он достроил храм и в том же году умер.

Однако Себеос в своей «Истории» дополняет портрет Нерсеса III такими штрихами: патриарх этот был тайным халкидонитом, учился в Греции и даже служил в византийской армии. Был он, конечно, благочестивым, соблюдал законы церкви, но в душе таил халкидонский яд и вынашивал мечту подчинить всех армян Халкидоне.

Подобное можно найти в других армянских летописях. Мы часто наблюдаем: когда какой-нибудь армянский князь или епископ хотел избавиться от своего хорошего друга, он спешил сообщить византийцам, что друг его антихалкидонит, а если весть посылалась Халифату — тайный халкидонит.

От этих догматических распрей страдает мораль и падает духовный авторитет Византийской империи, а ведь это — один из главных моментов, укреплявших связи армян с греческой культурой. И константинопольские школы теряют былой престиж. Преподавали в них, как пишет Манук Абегян, «люди церкви, их интересовали главным образом догматические и другие церковные вопросы. Древняя литература и искусство были преданы забвению». Так близость и дружбу с духовной Византией постепенно сменяли холод, вражда и даже ненависть. Один из армянских патриархов в начале VII в. так выражал эти настроения:

«Никакой связи с греками, признавшими Халкидону; не берите из их рук ни книг, ни икон, ни даже просфоры».

Григор Магистрос

Византийские императоры стали проводить в Армении политику принуждения. Поборы, вербовка в армию, искоренение населения и перевод его в другие области империи стали столь привычными явлениями, что складывается впечатление, будто для Константинополя Армения была питомником не только лошадей и мужчин для армии, но подчас и женщин с детьми, которых время от времени срывали с одного места, чтобы переселить в другое, «для пополнения мужского населения», как писали старые греческие историки. Большей частью такие меры принимались после восстаний армян в византийской армии или после войн на армянской территории с персами или арабами. История Армении с VII в. до турецкого нашествия — это длинное повествование, полное подобных эпизодов.