Путешествие в Эдем

В приглушённом ровном освещении ночников почти темно: трудно сразу понять, где мы находимся. Мы различаем поначалу только медленно приближающееся к нам белое пятно, которое по мере приближения оказывается свежеперебинтованной Тасиной рукой, лежащей на груди Евы.

Ровным фоном — нейтрально и умиротворённо слышится ночной «вокзальный» гул негромких голосов, шарканье перемещающихся ног, скрип скамеек; издалека слышится слабо узнаваемая, растворённая в общем ровном гуле, музыка. Мы медленно движемся между рядов, с неподвижными и едва угадываемыми фигурами расположившихся на скамейках людей. Некоторые тихо переговариваются между собой — по-русски, по-украински, по-английски, по-татарски, по-румынски. Мы успеваем ухватить какие-то слова, фразы, диалоги…

По мере приближения к белому пятну перевязанной Тасиной руки и двум неподвижно сидящим на скамейке силуэтам Таси и Евы, постепенно узнаём их. Они спят в довольно неудобных позах: голова Таси на плече Евы; Ева уронила свою голову поверх Тасиной головы, крепко обхватив свободной рукой её тело. Они, похоже, уснули довольно внезапно — возможно, под действием сильного успокоительного.

Ева улыбается во сне. Слышится смех третьего мужчины. Музыка звучит всё отчётливее: это «Ода к радости» — в ритме венского вальса. Улыбка играет на вдруг помолодевшем лице Евы.

Цветные блики начинают играть и искриться на её лице. Музыка звучит всё громче, голоса постепенно сливаются в общее радостно-торжественное многоголосие.

* * *

ГЛАДЬ ШИРОКОЙ РЕКИ. На нас движется освещенное множеством разноцветных огней, украшенное воздушными шарами и флагами, речное пассажирское судно. С палубы доносятся бурные, завораживающие звуки вальса.

На верхней палубе кружатся танцующие пары. Вдоль бортов за столиками под цветными абажурами сидит празднично одетая публика: мужчины во фраках и смокингах, дамы — в роскошных вечерних туалетах.

Среди танцующих на палубе пар, Ева и Тася сидят за ресторанным столиком. Они сидят почти в тех же позах, что и в убежище МЧС: только голова Евы приподнята в радостном ожидании; глаза распахнуты навстречу приближающейся камере. Тася спит с умиротворённой улыбкой на плече Евы.

Она смотрит на нас.

ЕВА (осторожно, растягивая каждое слово) Милый, ты пришёл…

Глава двадцать седьмая. НАДЕЖДЫ ОБРЕЧЁННЫХ

Джо открыл глаза. Не отрываясь, он смотрит в одну точку, будто увидел там что-то важное и необыкновенное Это — особенный, долгий, «внутренний» взгляд. Губы его слегка шевелятся. До слуха едва доносятся произносимые им звуки, складывающиеся в «Е-ва», «Е-ва, Ева»…

Он лежит — перевязанный, укрытый каким-то старым одеялом на железной кровати у стены старого арбатского полуподвальчика. Наконец, будто стряхивая наваждение, медленно поворачивает голову в сторону, пытаясь осмотреться…

На табуретке рядом с кроватью — лекарства, бинты, шприц, кружка с водой. На старом деревянном столе горит свеча в консервной банке, слабо освещая убогую обстановку комнаты. Слышится похрапывание: это Серьга спит на тюфяке, обложившись оружием, прижав к груди автомат. Апдейт, устроившийся в углу у закрытой входной двери, положив морду себе на лапы, открывает глаза и бдительно смотрит на небольшое грязное окошко, за которым угадывается предрассветное время суток. Кончики его ушей мелко и ритмично подрагивают. Он поднимает голову… Издалека начинает звучать «В пещере подземного короля» Э. Грига.

Заросший дворик. Веточка кустарника за окном. По зелёному листу ползёт гусеница.

Мы видим множество движущихся муравьёв, образующих муравьиную тропу, ведущую с ветви на ствол кустарника и теряющуюся на поверхности почвы. В неровностях дёрна угадываются струйки воды.

Наш взгляд движется в направлении одной из струй, захватывая среди травы мусор и строительные обломки, асфальтированный тротуар, решётку канализационного люка… По всему тротуару от канализационного люка происходит странное, похожее на рябь в глазах, волнообразно расходящееся движение, создающее впечатление «ожившего гравия».

Мы различаем, что из всех щелей канализационного люка серо-коричневой массой нескончаемым потоком шустро прут тараканы-пруссаки.

В этом есть даже что-то фантастическое, «виртуально-игровое»: армия хитиновых «ботов-усачей» выбрасывает десант на поверхность земли… Из окна доносится тревожно-заливистый вой Апдейта!

Снизу, из глубин зарождается зловещий гул, который постепенно накатывает, нарастает; перерастает сперва в глухой, а затем раскатистый грохот… Грохот становится оглушительным. Мелко дрожат стены домов и деревья; дрожит каждая веточка, листик, травинка; дрожит чугунная решетка, дрожит и на глазах мелко трескается асфальт…