Путешествие в Египет

ем временем солнце поднялось и теперь находилось как раз у нас над головами, так что верблюды ' больше не отбрасывали тени; я отошел на несколько I шагов от своего дромадера, спасаясь от исходившего от пего резкого запаха, который из-за жары стал еще острее, и улегся на песок, с головой укрывшись накидкой Бешары. Через десять минут я почувствовал, что бок, обращенный к солнцу, раскалился, и повернулся па 5 другой в надежде, что, когда сварюсь окончательно, перестану испытывать муки: за два часа привала я ни на минуту не сомкнул глаз, а только ворочался с боку на бок под своей накидкой. Я не знал, что происходит с моими спутниками, ибо они оказались вне поля моего зрения, а спрашивать, как их дела, было слишком утомительно. Сам я, под своим плащом, чувствовал себя, как черепаха, заживо сваренная в панцире.

В конце концов наши страдания приняли иную форму: Мухаммед приказал собираться в путь, я поднялся. Песок, служивший мне ложем, был таким мокрым, словно туда вылили кувшин воды.

Мы вновь вскарабкались на верблюдов, подобно покорным, безвольным осужденным, совершенно не интересующимся, в какую сторону идти, твердо зная: нужно двигаться только вперед. Я задал лишь один вопрос, будет ли у нас вечером свежая вода; Арабалла, стоявший ближе всех ко мне, успокоил: мы устроим ночлег возле источника; больше меня ничего не интересовало.

Однако из-за бессонницы, мучившей меня прошлой ночью, недостатка пищи, состояния какой-то размягченности, в котором мы пребывали, начиная с Мукаттама, меня неудержимо клонило ко сну. Я пытался бороться, вспоминал об опасности падения с высоты пятнадцати футов, пусть даже на песок, в чем, правда, не видел ничего притягательного, но скоро мысль об этой опасности стала чисто инстинктивной. Меня преследовали галлюцинации: хотя глаза у меня были закрыты, я видел солнце, песок и даже воздух. Правда, они изменили свой цвет и приняли совершенно необычную окраску. Потом мне показалось, что я нахожусь на корабле, качающемся на волнах. Внезапно я вообразил, что проснулся, упав со своего дромадера, а тот продолжает двигаться; я хочу крикнуть, позвать спутников, но у меня нет голоса; я вижу, как они удаляются от меня, стараюсь подняться и броситься вдогонку, но не могу устоять на ногах из-за песчаных волн, которые обрушиваются на меня, как потоки воды, грозя гибелью. Тогда я пытаюсь плыть, но не помню, как это делать, чтобы удержаться на воде.

Среди этого вихря безумных видений изредка, как молнии, проносились воспоминания детства, не посещавшие меня уже добрых два десятка лет. Я слышал ласковое журчание ручейка, протекавшего по отцовскому саду; мне чудилось, я лежу в тени каштана, посаженного отцом в день моего рождения. И тут я изведал два совершенно противоположных ощущения, которые, как мне казалось прежде, нельзя испытывать одновременно: одно мнимое, что поблизости вода и тень, другое подлинное - ощущение усталости и жажды. Чувства мои смешались; я больше не знал, где сон, а где явь. Разбудила меня острая боль в груди и в пояснице, это удары седельных лук известили меня о том, что я и в самом деле начал терять равновесие. Испугавшись, я открыл глаза: сад, ручей, тенистый каштан исчезли, как призраки; остались лишь солнце, ветер, песок и, разумеется, пустыня.

Так прошло много часов, я уже потерял счет времени, но вдруг почувствовал, что движение прекратилось, и, на мгновение очнувшись ото сна, увидел весь караван, сгрудившийся вокруг Талеба; только мы трое находились там, где соизволили остановиться наши верблюды. Я взглянул на Мейера п Тейлора, они, как и я, сидели, съежившись, в седле, совершенно раздавленные жарой. Я сделал знак Мухаммеду подойти, потому что у меня не было сил самому идти к нему, и спросил, почему арабы остановились и так нерешительно озираются по сторонам. Долина вполне оправдывала свое название - заколдованная: ветер и песчаный горизонт, непрерывно меняющий свои очертания, мешали ориентироваться, и потому наш Палинур8, усомнившись в себе, призвал на помощь товарищей; наконец все единодушно решили, в каком направлении нужно двигаться; мы немного отклонились вправо, и верблюды перешли на великолепный галоп. Реальная опасность - сбиться с пути и остаться без воды - послужила прекрасным противодействием фантастическим видениям, преследовавшим меня с начала пути; может быть, этому чудесному исцелению способствовало и то обстоятельство, что жара спала. Правда, это явилось поводом для нового беспокойства: солнце клонилось к закату, а с наступлением ночи еще труднее будет отыскать дорогу. Конечно, есть звезды, но если ветер не утихнет, то мы не сможем разглядеть их сквозь завесу песка над нашими головами.

Через час полного молчания я отважился спросить, далеко ли до лагеря.