Путешествие в Элевсин

Моя бритая голова непривычно зудела – словно от стыда. Я прятал ее под капюшоном, и касания ткани к коже казались грубым приставанием галльского мужлана к девственнице.

Солнце уже припекало, и мы сделали привал в дубовой роще у дороги. Рядом лежали старые мраморные блоки, и место выглядело так живописно, что просилось на фреску. Эти каменные дубы, думал я, живут по много сотен лет – есть здесь, верно, деревья, помнящие еще римских царей…

Я хотел сказать об этом Порфирию, но вовремя сообразил, что упоминание римских царей в разговоре с принцепсом может оказаться неловким. Порфирий поймет, что я не имел в виду ничего дурного – но зачем тогда вообще открывать рот? Сообщить, как вокруг красиво? Так он видит сам.

Подкрепившись пирожками с сыром и медом (это была обычная рыночная еда, совсем недорогая), мы запили их теплой поской и решили переждать в древесной тени два самых жарких послеполуденных часа.

Порфирий достал из сумки на спине мула книгу – изящный небольшой кодекс из папируса в изукрашенной коже. Заметив, что я украдкой гляжу на кодекс, он улыбнулся и повернул книгу так, чтобы я мог ее рассмотреть.

Переплет был украшен изображением редчайшего фрукта – золотого персидского яблока, называемого иногда лимоном, с двумя изумрудными листочками. Под ним помещалось название:

ДА, СМЕРТЬ!

Вежливость требовала что-то сказать.

– Странное название для книги, – произнес я. – Немного пугающее. Это про военное искусство?

– Скорее про искусство смерти, – ответил Порфирий. – Или про искусство жизни. Они неотделимы друг от друга.

– И кто это написал?

– Гегесий. Греческий мудрец.

– А почему на обложке персидское яблоко?

– Гегесий причащал этим плодом своих учеников.

Я засмеялся.

– Я пробовал его один раз – и помню, что ничего кислее не бывает.

– В этом и смысл, – кивнул Порфирий. – Гегесий говорил, что таков же вкус истины.

– Я не слышал про эту книгу.

– Сохранился только один ее экземпляр. Свиток был найден в афинской гробнице. Я купил его за большие деньги, мне переписали текст в удобную книжку, а переписчиков умертвили… Поверь, не по моему приказу, это переусердствовал Дарий. Но Дария мы наказали.

– Да, господин.

– В общем, лишь я могу читать сей труд. Во всем мире – я один. Вот это действительно императорская привилегия и роскошь.

– Как прекрасно, – сказал я, – что блеску богатства ты предпочитаешь вершины духа, господин.

– Тебе бы тоже не помешало побывать на этих вершинах.

– Мой разум прост, – ответил я. – Я вряд ли постигну ту мудрость, в которой ты находишь отдохновение.

– А давай попробуем, – сказал Порфирий. – Я прочту тебе первую страницу, где Гегесий сразу берет Юпитера за пенис.

Я засмеялся.

– Твое сравнение очень выразительно, господин.

– Это не сравнение, а то, что греки называют словами метаферейн и метафора. Итак, слушай…

Порфирий сделал паузу, как бы отделяя свою речь от слов Гегесия, и прочел: