Путешествие в Элевсин

Порфирий закрыл книгу.

– Что скажешь, Маркус?

– Непонятно, зачем с такими мыслями шевелить хоть одним пальцем.

– Гегесий и не настаивает, – сказал Порфирий.

– Это только первая страница. Разве ее не довольно? А Гегесий целую книгу написал. Зачем? Для кого?

– Он написал ее для будущих вождей человечества, – ответил Порфирий. – В его время таких не было. Были воюющие друг с другом цари. Поэтому он скрыл сей труд в собственной гробнице. А теперь книга нашла своего адресата.

– Главная его мысль примерно понятна, – сказал я. – Но книга же весьма толстая. О чем он рассуждает так долго?

– Он дает правителю некоторые практические советы.

– Могу я узнать какие?

– Ты метишь на мое место?

Я побледнел. Никогда не следует забывать, что говоришь с принцепсом – обычные слова имеют для него совсем другой смысл.

– Господин, если я нечаянно мог…

Порфирий рассмеялся.

– Не оправдывайся, – сказал он. – Но помни, что не следует примерять пурпур при живом императоре. Особенно стоя рядом с ним.

Эта книга существует лишь для меня одного. Того, кто попытается ее прочесть, ждет…

Он указал на обложку.

– Я знаю, господин.

– Вот и славно, Маркус… Не расстраивайся. Я почитаю тебе из нее еще.

– Не обязательно, господин, – сказал я, поднимаясь с места. – Главное я понял.

– Что ты понял?

– Черепаха и Ахиллес – оба сдохли.

Порфирий усмехнулся, взял мула под уздцы – и мы пошли дальше.

В эту ночь мы заночевали в харчевне у дороги, сняв у хозяина обе отведенные для гостей комнаты. Меня поражало, что Порфирий запросто ест самую подлую пищу и пьет дешевое вино. Когда я выразил изумление, он засмеялся.

– В твоем возрасте, Маркус, я обошел с легионами все границы империи. Я привык спать на земле, есть что попало и ежедневно подвергать свою жизнь опасности.

– Да, господин – я не подумал об этом. Извини.

– И в воинском единоборстве, – продолжал Порфирий, – я тоже понимаю чуть более, чем тебе могло показаться в моей спальне. Просто у меня не было под рукой любимого оружия.

– А какое оружие ты любишь? – спросил я.

– Боевой топор. С металлической рукоятью, чтобы можно было отражать удары. Я научился владеть им на Крите – и, поверь, убил им больше даков и германцев, чем ты гладиаторов.

Я знал, что в пограничных легионах действительно водятся сорвиголовы, предпочитающие гладиусу тяжелую секиру – но обычно это огромные и жирные силачи. Порфирий был крепок, но все же не настолько.

У меня хватило ума не подвергать его слова сомнению. Но казалось забавным и даже трогательным, что император Рима ради красного словца готов приврать – совсем как рыбак, рассказывающий о пойманной красноперке.

Вечер был прекрасен, а воздействие дешевого вина на дух оказалось в точности таким же, как у самого дорогого. Мы сидели вдвоем в ночном дворе, глядели на звезды, на черные силуэты кипарисов над стеной – и я был счастлив.

Затем Порфирий помолился маленькой статуэтке Деметры, которую вез в поклаже, и сказал:

– Перед сном, если хочешь, я прочту тебе еще кусочек из Гегесия.

– Буду счастлив, господин.

Порфирий вынул кодекс и прокашлялся.