Путешествие в Элевсин

Конечно, это не получалось, потому что такое было невозможно в принципе – но в самом центре невозможности вдруг вспыхнул зеленый луч, похожий на раскрывшийся в небе глаз, и это все-таки произошло. А еще через миг небесный огонь погас, и я рухнул на землю.

Я понимал теперь, чем был огненный куст, с которым говорил иудейский вождь Моисей. Я знал, о чем они говорили: свобода божественной природы прекрасна, но не суждена человеку. Бог показал ее Моисею лишь для того, чтобы объяснить, куда тот вернется после того, как проведет по пустыне свой народ.

Видение пещеры с базальтовым жертвенником исчезло. Вокруг сгустился внутренний чертог Телестериона с его расписным потолком и светильниками в виде фурий. Подойдя к золотой двери, я открыл ее и вышел из сокровенного предела.

За дверью мои видения не имели более ни ценности, ни смысла. Таинство Элевсина, поразительно сильное в этом году, уже не действовало. Я вновь ощутил тяжесть порфиры на своих плечах.

Вокруг темнел огромный зал мистерий. Сейчас его скамьи были пусты, и на колоннах горело лишь несколько тусклых лампад. Меня ждали преторианцы. Рядом стояли жрецы Телестериона.

Мне, как мисту и одновременно великому понтифику, следовало совершить высшее таинство. Я подошел к Столу Демонстраций.

На нем стояли два раскрытых футляра. Один – от Золотого Колоса. Другой – от Серпа Персефоны.

Священный колос, шершавый от золотой пыльцы, уже висел над столом на шелковых нитях. Острейший серп лежал под ним, страшный в своей сверкающей наготе. Я протянул к нему руку – и остановился. Само прикосновение к серпу могло быть роковым. Я поднял глаза на колос.

Кажется, их должно быть два – синий и красный? Нельзя обо… Впрочем, какая-то недостойная римлянина мысль.

Но я теперь не просто древний римлянин – и оплошать действительно нельзя.

Так чего ты хочешь на самом деле, Русский Логос? Что шепчешь из своего вечного зенита?

Ответ вспыхнул в моей голове сам.

– Да катись оно все, – решительно сказал я. – Давай меч.

Один из преторианцев протянул мне свой гладиус. Он был хорошо наточен и без труда перерезал шелковые нити.

Осторожно взяв колос в руки, я положил его в бархатный футляр, закрыл крышку и задвинул золотую защелку. Серп лег в углубление другого футляра. Я запер его тоже и поманил пальцем главного жреца.

– Опечатать храмовой печатью. И чтобы никто не трогал ни серп, ни колос. Совсем никто. Вернусь проверить через год.

Жрец склонился в поклоне. Таинство завершилось.

Умереть, чтобы принести много плода? Кому именно? Ах вот оно как… Извините, но с этой благоуханной ночи мы выходим из зерновой сделки.

– Возвращаемся в Рим, – сказал я и пошел к выходу.

В моей свите состоят простые люди. Им незачем знать то, что известно об этом мире мне. Я буду им хорошим императором и проведу их по пустыне человеческих смыслов. Я возьму в помощники великого героя, избранного богами, и наставлю его в искусстве управления империей. Ему я расскажу все.

А потом, если Небо захочет, я вернусь вместе с ним в Элевсин – и стану небесным пламенем сам.

Если, конечно, я не корпоративный баночный следователь по имени Маркус Зоргенфрей, которого только что хакнула нейросеть «Порфирий» – брутально, эпично и с каким-то даже хлюпом.

Хочется верить, что в Риме у меня будет время поразмыслить об этом, вымолив у парок немного покоя и ясности среди пиров, войн, покушений, торжественных собраний и великого разврата. У Марка Аврелия ведь почти получилось.

Вдруг выйдет у меня?

Как это поют наши девочки-весталки:

– Origine ex pura ad optimum futurum,
Ad optimum futurum iam nunc egressus sum…