Путешествие в Ятвягию

Литовец отступил на шаг. Улыбка на его лице погасла. Он засунул большие пальцы обеих рук под широкий ремень и выжидал, как дальше поведет себя русин. Его взгляд словно говорил: «Хочешь бросить мне вызов – валяй», и это было вместо ответа. Литовские воины изготовились. Дружинники Василько подтянулись и разместились полукругом. Патрик рукой отодвинул Стегинта назад.

– Я хочу убедиться, что в шатре – Гаудемунда.

– Нет, – твердо ответил литовец, и некоторое время оба молчали, – неужели ты не понимаешь, что ждет тебя и твой маленький город, если ты нанесешь такое оскорбление моему брату?

Василько не отвечал.

– Дядя, отойди, – раздался за спиной Сирпутия голос племянницы.

Сирпутий обернулся и посторонился. Дружинники-литовцы тоже расступились. Гаудемунда стояла в полный рост в середине ладьи.

– Вот я, смотри!

– Значит, правда, – опустил глаза Василько.

– Ты ждал чего-то иного?

– Нет. Но я не видел тебя уже три года.

– Ты увидел меня.

– Могу я поговорить с тобой с глазу на глаз?

– Ни я, ни мой дядя не допустим ничего, что могло бы навредить чести моего мужа и моего отца. Если хочешь, говори в присутствии всех этих людей.

– Почему ты называешь Болеслава мужем, но в твоих волосах все еще девичий венец?

– Нам осталось обвенчаться. Это произойдет в тот же день, когда я прибуду в Плоцк.

Молодой князь кивнул. Казалось, он хочет еще сказать что-то, но не знает как.

– Василько, ты хотел увидеть меня, и ты меня увидел. Отпусти нас, как обещал, – попросила Гаудемунда уже не таким твердым голосом, – отпусти меня.

Василько помрачнел, но попятился, и, подчиняясь его знаку, все его дружинники отступили.

– Я запомню тебя такой, какой увидел сегодня, – громко сказал слонимский князь.

– Все оставшиеся дни пути я буду молить моего дядю, чтобы он забыл о том, что сегодня произошло, – ответила княжна.

Сирпутий плюнул на землю. Все литовцы погрузились в лодку и взялись за весла.

– Вы не плывете с нами? – спросила Гаудемунда у Патрика со Стегинтом.

– Благодарю тебя, княжна, но наш путь изменился.

Ладья отошла от берега. Княжна шепнула что-то дяде и спряталась в шатре. Сирпутий приподнялся и кинул на берег к ногам Патрика драгоценность, которую монах отверг утром. Патрик поднял серебряный браслет, украшенный двумя янтарями – рыжим и желтым, точно такими же, какие были на четках проповедника.

Когда ладья отплыла далеко, Василько сказал Патрику:

– Сегодня вечером в устье Буга придут корабли с плотами, чтобы вывезти часть добычи на Русь. Я посажу вас в нее. Третьего дня они достигнут Берестья. Там найдете Владимира.

Наступили поздние сумерки. Восходящая над лесом ущербленная луна все ярче серебрилась на темнеющем небе. Глядя на ее чистый цвет, Стегинт подумал, что завтра будет хорошая погода. Деревья неподвижно нависали над рекой, так что даже листья на самых тонких веточках не шевелились. Только повторяющийся крик какой-то птицы время от времени нарушал тишину.

На реке появился черный силуэт корабля, за ним – еще два. На берегу зажглись факелы. Их мерцающий желтый свет был виден издали. Ладьи повернули и, медленно вырастая, подошли к берегу. Сначала на них занесли часть добычи. Потом завели пленников на плоты, привязанные к ладьям. Люди молчали, но когда их усадили, до слуха донеслись сдавленные рыдания.

– Вас долго не было, – сказал Василько.

– Мы думали, вы станете выше по реке, – ответил кормчий.

– Эти двое поплывут с вами. Они должны невредимыми добраться до Берестья и предстать перед лицом Владимира.

– Воля твоя, княже, но я посажу их с пленниками. Другого места у меня для них нет.

– Они не пленники.

– Пусть, – вмешался Патрик, – мы сядем с этими несчастными. Так даже лучше.

– Помни, что они не пленники, – строго повторил Василько и добавил, – будьте осторожны, это случилось недалеко отсюда.

– Я знаю, – отозвался корабельщик, – знаю…

Патрик со Стегинтом зашли на палубу. Мостки подняли, и ладья стала отдаляться. Василько Слонимский поднял руку. Желтые огни на берегу погасли почти одновременно.

Слово 7: Владимир

Всю ночь корабли плыли, не подходя к берегу. Утром сильный западный ветер натянул парус, предоставив гребцам долгожданный отдых. Патрик почти не спал, утешая пленных, читая над ними молитвы на латыни и благословляя их поднятым высоко необычным крестом. Кормчий поначалу злился на чужеземца за его старания, но потом сообразил, что это даже к лучшему. Никто из пленников не бился в рыданиях, не нападал в отчаянии на охранников, не прыгал в воду.

Где-то пополудни корабли с плотами пристали к берегу и простояли до вечера.

– Что случилось? – спросил Патрик одного из корабельщиков.

Тот что-то буркнул вместо ответа и отошел в сторону, но другой ответил:

– Быстро плыли. До Дорогичина осталось два поприща.

– И что же с того?

– Кормчий хочет пройти мимо Дорогичина ночью.

– Разве этот город не во власти Владимира? – удивился Патрик.

– Нет, это город Льва. Кто ведает, что придет его людям в голову? Вдруг захотят осмотреть или задержать нас.

– Я думал, владения Льва далеко в горах.