Путешествие в Икстлан

Как только я вышел из машины, то сразу пожаловался дону Хуану на то, что плохо себя чувствую.

— Садись, садись, — сказал он мягко и почти повел меня за руку к крыльцу. Он улыбнулся и похлопал меня по спине.

Двумя неделями ранее, когда он сказал, что изменил со мной тактику, он позволил мне принять несколько бутонов пейота. На пике своего галлюциногенного опыта я играл с собакой, живущей в доме, где проходила пейотная сессия. Дон Хуан истолковал мое общение с собакой, как совершенно особенное событие. Он заявил, что в моменты силы, подобные тому, который я пережил тогда, мира обычных дел не существует и ничего не может приниматься само собой разумеющимся; что та собака в действительности была не собакой, а воплощением Мескалито, силы божества, находящегося в пейоте.

Постэффектами этого опыта было общее чувство усталости и меланхолии, плюс захваченность необычно яркими снами и ночными кошмарами.

— Где твой блокнот? — спросил дон Хуан, как только я сел на крыльцо. Я оставил свои тетради в машине. Дон Хуан вернулся к ней, аккуратно вытащил мой портфель и принес его мне. Он спросил, ношу ли я обычно свой портфель с собой, когда хожу. Я ответил, что да.

— Это безумие, — сказал он. — Я же сказал тебе никогда не носить ничего в руках, когда ходишь. Приобрети рюкзак.

Я засмеялся. Идея ношения моих заметок в рюкзаке была нелепой. Я сказал ему, что обычно ношу костюм и что рюкзак поверх костюма-тройки будет выглядеть абсурдно.

— Одень поверх рюкзака пальто, — сказал он. — Будет лучше, если люди подумают, что ты горбун, чем ты будешь разрушать свое тело, нося все это с собой.

Он настаивал на том, чтобы я достал свою тетрадь и писал. Он, казалось, прилагал намеренные усилия к тому, чтобы меня расслабить. Я снова пожаловался на чувство физического дискомфорта и странное ощущение несчастья, испытываемые мной. Дон Хуан засмеялся и сказал: «Ты начинаешь учиться». После этого мы углубились в длинную беседу. Он сказал, что Мескалито, тем, что позволил мне играть с ним, указал на меня, как на «избранного человека», и что, хотя он и был сбит с толку этим знаком, поскольку я не был индейцем, он будет передавать мне некое секретное знание. Он сказал, что сам имел бенефактора, который обучил его, как стать «человеком знания».

Я чувствовал, что должно произойти что-то ужасное. Откровение дона Хуана о том, что я был «избранным», плюс неоспоримая странность его путей и опустошающие эффекты пейота порождали состояние необоримых опасений и нерешительности. Однако дон Хуан проигнорировал мои чувства и рекомендовал мне думать только о чуде того, что Мескалито играл со мной.

— Не думай ни о чем другом, — сказал он. — Остальное придет к тебе само по себе.

Он встал, слегка похлопал меня по голове и сказал очень мягким голосом: «Я буду обучать тебя охоте. Однако я должен предупредить тебя, что обучение тому, как охотиться, не превратит тебя в охотника, так же как и обучение тому, как стать воином, не сделает тебя таковым». Я испытывал чувство разочарования, физического дискомфорта, граничащее со страданием. Я пожаловался дону Хуану на свои яркие сны и ночные кошмары. Он, казалось, мгновение обдумывал что-то и снова сел.

— Это действительно странные сны, — сказал я.

— У тебя всегда были странные сны, — возразил он.

— Я хочу тебе сказать, что сейчас они являются намного более странными, чем какие-либо из тех, что я видел раньше.

— Не беспокойся. Это всего лишь сны. Они не имеют силы, так же как и сны любого спящего человека. Поэтому какой смысл беспокоиться по их поводу или говорить о них?

— Они тревожат меня. Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы прекратить их?

— Позволь им идти, — сказал он. — Сейчас то время, когда ты должен стать доступным силе. И начнешь ты с того, что возьмешься за сновидение.

То, как он произнес слово «сновидение», заставило меня думать, что он использовал его каким-то очень специфическим образом. Я раздумывал над подходящим вопросом, когда он снова начал говорить.

— Я никогда не говорил тебе о сновидении, потому что до этого момента меня заботило только то, как научить тебя быть охотником, — сказал он. — Охотника не заботят манипуляции силой, поэтому его сны являются всего лишь снами. Они могут быть живыми, но они никогда не являются сновидениями. Воин, с другой стороны, ищет силу, а одним из путей к ней является сновидение. Можно сказать, что различие между охотником и воином заключается в том, что воин находится на своем пути к силе, тогда как охотник знает об этом очень мало или вообще ничего. Такое решение, как — кому быть воином, а кому только охотником, не зависит от нас. Это решение находится в царстве сил, которые ведут людей, поэтому твоя игра с Мескалито была настолько важным знаком. Эти силы привели тебя ко мне. Они привели тебя на ту автобусную станцию, помнишь? Какой-то клоун привел тебя ко мне. Идеальный знак — клоун указывающий на тебя. Поэтому я научил тебя, как быть охотником. Затем другой идеальный знак — сам Мескалито играл с тобой. Понимаешь, что я имею в виду?