Вчера утром мы с доном Хуаном съездили в город и позавтракали в ресторане. Он посоветовал мне изменять свои привычки в еде не слишком резко.
— Твое тело не привыкло к мясу силы, — сказал он. — Если ты не будешь есть привычную пищу, ты заболеешь.
Сам он ел с удовольствием. Когда я по этому поводу пошутил, он просто сказал:
— Моему телу нравится все.
Около полудня мы снова пришли в водный каньон. Мы опять старались сделать свое присутствие заметным для духа. Для этого мы, как и в прошлый раз, сначала громко разговаривали, а потом несколько часов сидели в напряженном молчании.
Когда мы оттуда ушли, дон Хуан, вместо того, чтобы идти домой, повернул в сторону гор. Дойдя до каких-то отрогов, мы поднялись на вершину высокого холма. Там дон Хуан выбрал для отдыха пятачок на открытом незатененном месте. Он сказал, что нам нужно дождаться сумерек, а мне следует вести себя как можно естественнее, в том числе задавать любые вопросы.
— Я знаю, что там прячется дух, — очень тихо сообщил он мне.
— Где?
— Вон там, в кустах.
— Какого типа этот дух?
Он с ехидцей взглянул на меня и спросил:
— А сколько типов существует?
Мы оба рассмеялись. Я задавал вопросы из-за того, что нервничал.
— Когда наступят сумерки, он выйдет, — сказал дон Хуан. — Нужно просто подождать.
Я молчал. Все мои вопросы куда-то улетучились.
— Сейчас нам нужно разговаривать без перерывов, — сказал он. — Человеческие голоса привлекают духов. Сейчас там в кустах прячется один из них. Мы делаем себя доступными ему, так что не молчи.
Меня охватило идиотское чувство пустоты. Я был не в состоянии отыскать какую-либо тему для разговора. Дон Хуан засмеялся и похлопал меня по спине.
— Ну ты и тип! Как нужно потрепаться, так ты словно язык проглотил. Ну-ка, пошлепай губами!
И он очень смешно шумно зашлепал губами, быстро открывая и закрывая рот.
— С этого момента о целом ряде вещей мы будем разговаривать только в местах силы, — продолжал дон Хуан. — Я привел тебя сюда, потому что это твоя первая попытка. Это место силы, и говорить здесь можно только о силе.
— Но я и в самом деле понятия не имею, что такое сила, — сказал я.
— Сила — это нечто, с чем имеет дело воин, — объяснил он. — Вначале она кажется человеку чем-то совершенно невероятным, противоестественным; ему тяжело даже думать о ней. Именно это сейчас происходит с тобой. Потом сила превращается в нечто серьезное. Человек может ею не обладать, он может даже в полной мере не осознавать ее существования, однако он уже знает — в мире присутствует нечто, чего он раньше не замечал. Затем сила проявляется, как что-то неконтролируемое, что приходит к человеку, и у него нет возможности сказать, как она приходит или чем она в действительности является. Она — ничто, и в то же время она совершает чудеса, предстающие пред его собственными глазами. В конце концов сила становится чем-то в самом человеке, чем-то, что контролирует твои действия и в то же время подчиняется твоим командам.
После короткой паузы дон Хуан спросил, понял ли я. Я сказал, что понял, чувствуя себя при этом довольно глупо. Он, похоже, заметил, что настроение у меня заметно упало, усмехнулся и отчетливо, словно диктуя мне письмо, проговорил:
— На этом самом месте я научу тебя первому шагу к силе. Я научу тебя тому, как
Он опять взглянул на меня и спросил, знаю ли я, о чем идет речь. Я не знал. Я вообще почти ничего не понимал. Он объяснил, что
— Начинать следует с какого-нибудь простого действия, — сказал дон Хуан. — Сегодня ночью во сне посмотри на свои руки.
Я громко рассмеялся. В его интерпретации это звучало так, словно речь шла о чем-то обычном, что я делаю изо дня в день.
— Почему ты смеешься? — удивился он.
— Как, интересно, во сне можно посмотреть на собственные руки?
— Очень просто: перевести на них взгляд. Вот так.
И он наклонил голову и, разинув рот, уставился на свои руки. Выглядело это настолько комично, что я расхохотался.
— Нет, серьезно, как это делается? — переспросил я.
— Я же тебе показал, — отрезал дон Хуан. — В принципе можешь смотреть на что хочешь — на свои ноги, на свой живот, хоть на свой член, в конце концов. Я советую смотреть на руки только потому, что лично мне так было легче всего.
Только не думай, что это шутка.
Я попросил дать мне какие-нибудь указания.
— Нет тут никаких указаний.
— Не может быть, чтобы тебе нечего было добавить, — настаивал я.