Путешествие в Икстлан

Хулио сказал, что его мало волнует, будет притрагиваться к пластинкам только она или кто-то еще, потому что платить за поврежденные пластинки все равно придется лавочнику. Тот начал спорить с Хулио. Хулио покраснел. Время от времени он обращался к большой группе индейцев, собравшихся перед лавкой. Он разводил руками, изображая отчаяние, делал расстроенное лицо и соответствующим образом гримасничал. В конце концов он потребовал залог. Это вызвало новый каскад препирательств о том, сколько платить за поврежденную пластинку. Хулио авторитетно заявлял, что платить нужно полную цену, как за новую. Лавочник злился все сильнее и начал собирать свой удлинитель. Похоже было, что он склонен был отменить все мероприятие и собирался отключить проигрыватель. Своим клиентам, собравшимся перед лавкой, он дал понять, что сделал все, от него зависящее, и если соглашение не достигнуто, то лишь из-за несговорчивости Хулио. Похоже было, что вечеринка провалилась, еще не начавшись.

Блас — старый индеец, в доме которого я остановился, — вслух принялся униженно жаловаться на бедственное положение индейцев яки, которые не могут позволить себе даже отпраздновать свой самый почитаемый религиозный праздник — день Девы Гваделупской.

Я хотел было вмешаться и предложить свою помощь, но Блас меня остановил. Он сказал, что если я внесу залог, то лавочник собственноручно перебьет все пластинки.

— Подонок редкостный, — объяснил Блас. — Пусть платит. Обдирает нас, как липку, почему бы ему не заплатить?

После долгой дискуссии, в которой все присутствовавшие, как это ни странно, выступали на стороне Хулио, лавочник добился-таки обоюдоприемлемого решения. Он не внес залог, но согласился принять на себя ответственность за пластинки и проигрыватель.

Хулио сел на мотоцикл и, оставляя за собой пыльный шлейф, укатил к клиентам, жившим в домиках, разбросанных по пустыне вдалеке от поселка. Блас объяснил, что Хулио спешит потому, что хочет добраться до них раньше, чем те успеют прийти в лавку и пропить все свои денежки в честь праздника. Едва он это сказал, как из-за лавки вышла группа индейцев. Блас взглянул на них и засмеялся. Смеялись и все остальные.

Блас объяснил, что эти индейцы — те самые клиенты Хулио. Они ждали, спрятавшись за лавкой, пока он уедет.

Вечеринка началась относительно рано. Дочь лавочника поставила пластинку и опустила иглу. Послышался жуткий скрежет, высокочастотное шипение, а потом — дребезжание гитар, скрипучие голоса труб.

Вечеринка заключалась в прокручивании пластинок на полную громкость. Четыре молодых мексиканца танцевали с двумя дочерьми лавочника и тремя другими женщинами-мексиканками. Яки не танцевали, зато с явным удовольствием следили за каждым движением танцующих. Казалось, для наслаждения им не нужно ничего другого — просто сидеть и, наблюдая за танцующими, прихлебывать дешевую текилу.

Я заказал выпивку для каждого, с кем был знаком. Чтобы не вызвать ничьих обид, я сновал между индейцами, разговаривал с ними и предлагал выпивку. Все шло хорошо, пока они не подзарядились достаточно и не обратили внимание, что сам я не пью. Тогда они все разом на меня обозлились, словно осознав, что я их не уважаю и не принадлежу к их среде. Они надулись и молча сидели, время от времени ехидно на меня поглядывая.

До мексиканцев, которые напились уже примерно до такой же степени, в тот же самый момент дошло, что я не только не пью, но и не танцую. Эти тоже обозлились. Однако вели они себя увереннее и агрессивнее, чем индейцы. Один из парней схватил меня за рукав, подтянул к самому проигрывателю, налил полную кружку и потребовал, чтобы я выпил все залпом, доказав тем самым, что я — «macho».

Я попытался их утихомирить, выдавив из себя идиотский смешок, призванный означать, что все это мне нравится. Я сказал, что лучше сперва потанцую, а выпью потом. Один из парней назвал песню. Девушка принялась рыться в груде пластинок. Она тоже была заметно навеселе, несмотря на то, что женщины вроде бы открыто не пили, и с попаданием пластинки на диск у нее возникли осложнения.

Молодой парень сказал, что выбранная ей пластинка вовсе не твист.

Девушка снова принялась неуклюже перебирать пластинки непослушными пальцами. Все сгрудились вокруг проигрывателя и приняли деятельное участие в поисках подходящей музыки. Я воспользовался моментом и сбежал с освещенной площадки в темноту за лавкой.

Я стоял метрах в тридцати от них в темноте среди кустов, пытаясь сообразить, как быть дальше. Я устал и склонялся к тому, что пора садиться в машину и отправляться домой. Я направился к дому Бласа, где стояла машина, прикинув, что если ехать медленно, то никто не заметит, что я уезжаю.

Возле проигрывателя все еще продолжались поиски пластинки: слышно было, как шипят динамики. Потом грянул твист. Я рассмеялся, представив себе, как они оглянулись и обнаружили, что меня и след простыл.

На дороге показались темные силуэты нескольких человек, направлявшихся в сторону лавки. Разминувшись со мной, они пробормотали: «Buenas noches». Я узнал их и сообщил, что вечеринка удалась на славу.