Путешествие в Икстлан

— Это — твой мир, — произнес он, кивнув на людную улицу за окном. — Ты — человек этого мира. И там, в этом мире — твои охотничьи угодья. Невозможно уйти от делания своего мира. И воину остается только одно — превратить свой мир в свои охотничьи угодья. Воин — охотник, и как охотник он знает: мир создан для того, чтобы его использовали. И воин использует каждую частицу мира. Воин подобен пирату — он берет все, что хочет, и использует так, как считает нужным, и по этому поводу не испытывает никаких сомнений в своей правоте. Но, в отличие от пирата, воин не чувствует себя оскорбленным и не возражает, если кто-то или что-то берет и использует его самого.

Глава 17. Достойный противник

Вторник, 11 декабря 1962

Мои ловушки были совершенны. Я устанавливал их по всем правилам. Я видел кроликов, белок и других грызунов, а также птиц. Но за целый день так никого и не поймал.

Рано утром, прежде чем мы вышли из его дома, дон Хуан сказал мне, что сегодня мне следует ожидать «подарка силы». В мои ловушки должно было попасть некое особенное, исключительное животное, мясо которого я смогу засушить в качестве «мяса силы».

Теперь же дон Хуан пребывал в задумчивости. По поводу моих охотничьих манипуляций и неудач он не сказал ни слова и не дал мне ни единого совета. В конце концов он медленно произнес:

— Некто вмешивается в твою охоту.

— Кто? — спросил я с неподдельным изумлением.

Он взглянул на меня, улыбнулся и недоверчиво покачал головой:

— Ты ведешь себя так, словно не знаешь — кто. А ведь ты знал об этом весь день.

Я собрался было возразить, но потом понял, что это ни к чему. Я знал, что на вопрос «кто?», он в конце концов ответит: «Ла Каталина». И если это было тем, что, по его словам, я должен знать, то он прав. Я действительно знал — кто.

— Мы можем поступить двояко, — сказал он. — Либо сейчас же отправиться домой, либо дождаться сумерек и в сумерках ее изловить.

Он явно ждал моего решения. Я хотел уйти и начал сматывать бечевку, которой что-то в этот момент привязывал. Но сказать ему о своем решении не успел. Дон Хуан опередил меня, резко приказав:

— Сядь! Уйти — проще, и это, пожалуй, самое трезвое решение, которое мы можем сейчас принять. Но сегодняшний случай — особый, и поэтому мне кажется, что мы должны остаться. Это представление устроено специально для тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Некто мешает тебе, тебе в частности, и это делает все это твоим личным шоу. Я знаю кто, и ты это тоже знаешь.

— Ты меня пугаешь, — сказал я.

— Не я, — со смехом отвечал он. — Тебя пугает та женщина, которая крадется там.

Он замолчал, как бы ожидая, какой эффект произведут на меня его слова. Пришлось признаться, что я — в ужасе.

Чуть больше месяца назад у меня было жуткое столкновение с колдуньей по прозвищу Ла Каталина. Рискуя жизнью, я тогда нападал на нее. Дело в том, что дону Хуану удалось убедить меня, что она охотится за ним и вот-вот лишит его жизни, и что он не в состоянии защититься самостоятельно. После того, как я попытался на нее напасть, дон Хуан открыл мне, что она никогда не представляла для него сколько-нибудь реальной опасности. Вся же эта затея была организована им специально, чтобы меня перехитрить. Но не в качестве коварного розыгрыша, а в качестве ловушки, чтобы заманить меня.

Метод его был воспринят мною как крайне неэтичный. Я был буквально взбешен.

В ответ на мою бурную реакцию дон Хуан принялся напевать мексиканские песенки. Он так комично пародировал популярных исполнителей, что в конце я хохотал, как ребенок. До этого я понятия не имел о богатстве его репертуара идиотских шлягеров.

— Давай-ка я тебе кое-что расскажу, — сказал он наконец по поводу всей этой истории с колдуньей. — Если нас не обмануть, мы никогда не будем учиться. То же самое было со мной. То же происходит с каждым. В том и состоит искусство бенефактора, чтобы загнать нас в угол, из которого нет другого выхода. Бенефактор может лишь показывать путь и обманывать. Я обманывал тебя раньше. Помнишь, каким способом я зацепил твой охотничий дух? Ты сам сказал мне, что охота заставляет тебя забыть об изучении растений. Ради того, чтобы стать охотником, ты был готов на многое, на что никогда не согласился бы ради изучения растений. А теперь, чтобы выжить, тебе придется сделать гораздо больше.

Он пристально взглянул на меня и рассмеялся.

— Это все — безумие, — сказал я. — В конце концов, ведь мы же разумные существа.

— Ты — разумное, а я нет.

— И ты — тоже, — настаивал я. — Ты — чуть ли не самый разумный человек из всех, с кем мне доводилось иметь дело.

— Ладно, не будем спорить. Я — разумен. И что?

Я вовлек его в спор о том, зачем было нам — двум разумным людям — вести себя в отношении этой колдуньи столь идиотским и безумным образом.