Путешествие в Индию

Они снова стали друзьями, хотя и понимали, что это их последняя встреча. Азиз и Филдинг решили на прощание вместе покататься верхом по джунглям Мау. Наводнение отступило, о смерти раджи было объявлено официально, и отъезд Филдинга был назначен на завтра для соблюдения приличий. Из-за празднеств и траурной церемонии поездка его оказалась неудачной. Филдинг почти не виделся с Годболи, который каждый день обещал ему показать школу короля-императора Георга, но всякий раз изобретал какие-то отговорки. Сегодня днем Азиз выдал другу страшную тайну: школа короля-императора превратилась в зернохранилище, и министру образования не хотелось признаваться в этом своему бывшему ректору. Школа была открыта всего лишь год назад в присутствии представителя генерал-губернатора и продолжала благополучно функционировать на бумаге; Годболи надеялся возродить школу до того, как его ученики успеют обзавестись своими собственными детьми. Филдинг посмеялся над этой неразберихой и пустой тратой сил, но былой легкости на подъем не выказал: образование стало его главной заботой, ибо благополучие его семьи теперь целиком и полностью зависело от состояния индийского просвещения. Он знал, что очень немногие индийцы считают образование благом самим по себе, и небезосновательно критиковал эту позицию. Он собирался сказать много неприятных вещей министру княжества, но дружелюбие Азиза отвлекло его. Это примирение, что ни говори, было успехом. После забавного кораблекрушения на озере весь вздор, вся горечь словно испарились, и они, смеясь и как ни в чем не бывало, вернулись к прежним своим отношениям. Теперь они не спеша ехали верхом между живописными кустами и скалами. Потом заросли расступились, и они выехали на пологий травянистый склон, над которым порхали мириады бабочек; по траве скользила кобра. Она ползла, ничем особенно не интересуясь, и затаилась среди азимин. По небу плыли круглые белые облака, отражавшиеся в таких же круглых белых озерцах. Отдаленные холмы в солнечном свете казались фиолетовыми. Вся сцена напоминала английский парк, хотя и довольно странный. Они отпустили поводья и ускорили рысь, чтобы не стеснять свободу кобры, и Азиз достал из кармана письмо, которое он хотел отправить мисс Квестед. Письмо получилось очаровательным. Азиз решил поблагодарить бывшего врага за твердое поведение в суде два года назад; теперь Азизу было понятно, что она повела себя как порядочный человек. «Когда я упал в озеро Мау в обстоятельствах, о которых расскажут другие наши друзья, я подумал: какая храбрая мисс Квестед, и решил сам сказать ей об этом, несмотря на мой плохой английский. Благодаря вам я нахожусь здесь и счастлив с детьми, а не сижу в тюрьме — и в этом у меня нет никаких сомнений. Мои дети всегда будут говорить о вас с большим почтением и любовью».

— Мисс Квестед будет счастлива получить твое письмо. Я рад, что ты наконец признал ее мужество.

— Я хочу творить добро и навсегда стереть в душе злобу за Марабар. Я слишком поспешно обо всем судил, я вообразил, что ты хочешь воспользоваться моими деньгами; это было такое же зло, как и в пещере.

— Азиз, мне хочется, чтобы ты поговорил с моей женой, она тоже считает, что воспоминания о Марабаре надо вычеркнуть из памяти. Знаешь, у нее есть идеи, которые я не разделяю, и когда ее нет рядом, эти идеи кажутся мне смехотворными. Однако когда мы вместе, то я — возможно, потому, что люблю ее, — начинаю относиться к ним по-другому. Тогда я чувствую себя наполовину глухим и слепым. Моя жена что-то ищет. Ты, я, мисс Квестед — мы, грубо говоря, ничего не ищем, мы просто стараемся жить как приличные люди — ты, правда, всегда убегаешь вперед — и составляем маленькую, достойную похвалы компанию. Но моя жена не с нами.

— Что ты хочешь этим сказать? Стелла не верна тебе, Сирил? Это сильно бы меня огорчило.

Филдинг поколебался. Он не был вполне доволен своим браком. Он снова познал физическую страсть, переживая чувственный всплеск, который настигает мужчин в этом возрасте, но понимал, что жена не любит его так, как он ее, и ему было стыдно за это дурное мнение о ней. Однако в Мау положение стало лучше. Между ними наконец возникла душевная связь, без которой немыслимы настоящие отношения. Говоря богословским языком, в Мау их отношения были благословлены свыше. Он мог уверить Азиза, что Стелла не только верна ему, но еще больше укрепилась в своей верности; и пытаясь выразить то, что было не совсем ясно ему самому, он скучным тоном произнес, что у разных людей разные взгляды. «Если ты не хочешь говорить о Марабаре со Стеллой, то почему бы тебе не поговорить с Ральфом? Он разумный мальчик, хотя и — Филдинг прибегнул к той же метафоре — немного не поспевает за ней; но все равно они с ним заодно».

— Передай ему, что мне нечего ему сказать, но он на самом деле разумный мальчик, и у него есть один верный индийский друг. Отчасти я люблю его за то, что он вернул мне тебя, чтобы мы смогли с тобой попрощаться, ибо это наше прощание, Сирил, но думать сейчас о нем — это значит испортить прогулку ненужной печалью.