Путешествие в Индию

Снова явилась деревня Гокул на своем подносе. Это была замена серебряной статуэтки, которая никогда не покидала своего цветочного убежища; от имени этого символа должен был погибнуть другой символ. Один из слуг взял поднос в руки и сорвал с него белые и голубые ленточки. Широкоплечий, с осиной талией слуга был обнажен — это было еще одно торжество индийского тела — и исполнял свою наследственную обязанность — закрывал ворота спасения. Толкая перед собой поднос, он вошел в темные воды. Глиняные куклы попадали со своих седалищ и начали растекаться под струями дождя, царь Канса, превратившись в бесформенный ком, слипся в одно целое с остатками отца и матери Бога. Сначала мелкие волны вяло лизали глину, а потом нахлынула большая волна, и какой-то голос закричал по-английски: «Осторожно!»

Лодки столкнулись.

Четыре чужака, размахивая руками, ухватились друг за друга, и все они, вместе с веслами и шестом, словно мифическое чудовище, закружились в быстром вихре. Правоверные индусы взвыли то ли от гнева, то ли от восторга, видя, как две лодки, вертясь на воде, приближаются к служителю. Он стоял с непроницаемым темным лицом и ждал их приближения. Когда вода смыла с подноса последние комья глины, произошло столкновение.

Удар был не сильным, но Стелла инстинктивно ухватилась за мужа, потом рванулась вперед, почти упала на Азиза, и это движение опрокинуло лодки. Все упали в теплую мелкую воду и встали, оглушенные какофонией звуков. Весла, поднос, письма от Ронни и Аделы — все это, смешавшись, качалось на волнах. Стреляли пушки, трубили слоны, били барабаны — все эти звуки потонули в исполинском раскате грома без молнии, обрушившегося на уши, как удар гигантского молота по огромному куполу.

Это была кульминация, если это слово можно приложить к Индии. Дождь теперь лил беспрерывно, всё и все вокруг мгновенно промокли насквозь, потускнела позолота накидки паланкина и круглые алые знамена. Факелы гасли, а ракеты фейерверка шипели в воздухе, но отказывались вспыхивать. Пение стало заметно тише, поднос снова оказался в руках профессора Годболи, который без особых церемоний отковырнул от него остатки глины и намазал ею свой лоб. Что случилось, то случилось, и пока опрокинувшиеся в воду чужаки с трудом выбирались на берег, толпа, как оставшееся без пастуха стадо, начала беспорядочно возвращаться в город; образ отправился следом и на следующий день тоже пережил свою смерть, когда династическую усыпальницу задернули пурпурными и зелеными занавесками. Нестройное пение продолжало звучать еще некоторое время в попытке соединить рвущуюся бахрому религии… Тщетные и бледные попытки… «Бог есть любовь». Оглядываясь на эти смазанные в одну неистовую полосу прошедшие двадцать четыре часа, никто не смог бы сказать, в чем была суть всего этого действа, как никто не сможет найти сердце у облака.

XXXVII