Путешествие в Неведомый Край

Из длинного дома выбежала Таллис, держа в руках меха, одеяла, веревку и мешки с овсом и ячменем. Скатах подошел в воротам, распахнул их и сел на своего жеребца. Подъехав к Таллис, он забрал ее простые пожитки и запас еды. Таллис подбежала к Озерной Пловчихе, взлетела на спину кобылы и мгновенно надела на ее шею простую веревочную упряжь. Тиг не обратил на нее внимания. Он по-прежнему стоял на краю леса, неподвижно; по всей видимости ожидал, когда они уйдут.

Старая-женщина-которая-поет-реке продолжала наполнять рассвет воплями и песнями. Скатах направил жеребца к реке, ведя за собой лошадь Уинн-Джонса на кожаном поводу.

— Мой дневник, — закричал Уинн-Джонс. — Мои записи. Дай мне забрать мои записи. Иначе все было зря... мои записи!

— Нет времени, — опять рявкнул Скатах. Таллис скакала за ними.

Въехав на узкую тропу, ведущую через лес к реке, она оглянулась назад.

Тиг стоял у ворот палисада, глядел внутрь поверх земляных стен и, судя по всему, напряженно думал о чем-то другом, а не о старом шамане.

ДАУРОГ

Первый Лес

I

До края древнего озера они добрались только на второй день путешествия вверх по реке, и в неожиданной компании.

Ехать быстрее они не могли: Уинн-Джонсу постоянно требовался отдых. Он был очень слаб, его била дрожь и он всегда потел, когда пытался уснуть. Скатах, нетерпеливо стремившийся вперед, проявил, по мнению Таллис, недюжинную предусмотрительность. Уинн-Джонс слишком много знал о лесном мире, и они не могли себе позволить бросить его и помчаться на север.

И Уинн-Джонс плакал, много плакал — о потере дочери, Мортен, и о потере рукописи, оставшейся в деревне. «Дело всей моей жизни», жаловался он, и Таллис, как могла, успокаивала его. Скатах пошел на охоту и убил дикую свинью. Они приготовили мясо на костре, но старик почти ничего не съел. Он жевал и глядел на юг, туда, где его драгоценные листы наверняка превратились в пепел, который носила над землей буря, вызванная новым шаманом.

В первый же день пути Таллис осознала, что не только они едут на север, в страну болот. Сначала, слыша осторожные шаги по обе стороны реки, она подумала о волках. Оно — кем бы это ни было — путешествовало параллельно трем всадникам, слегка отставая. Но все стихло, как только Скатах нырнул в лес. Он вышел, немного озадаченный и растерянный, в его длинных волосах застряли листья; он смахнул их. Он не увидел ничего. Тем не менее, пока они ехали по мелководью вдоль берега, потревоженные птицы описывали над ними круги, и кто-то шелестел в подлеске.

Таллис на ходу отвязала Скогена — тень леса — и надела маску, а потом еще накинула на голову шерстяной капюшон. Вот теперь, внимательно поглядев назад, она увидела костистые и жилистые фигуры мифаго, следовавшие за ними и метавшиеся из одной тени в другую. Она подъехала к Скатаху и прошептала:

— Это не волки. Люди. Или похожие на людей.

Скатах повернулся в седле и через нависшие над рекой ветки деревьев внимательно оглядел небеса. Уинн-Джонс, сгорбившийся в седле, поднял голову. Копья света заставили светиться его бледное лицо. Он почувствовал движение вокруг, увидел лицо Таллис, покрытое маской и узнал Скогена.

— Что ты видишь? — спросил он. — Они зеленые?

Все трое выехали на берег и скользнули в подлесок, ведя за собой лошадей. Там они нашли разрушенную стену, сложенную из кремня и булыжника — остатки крепости, защитной стены деревни, кладбища или, может быть, святилища. За стеной начинался дикий лес, переплетение маленьких дубков и пестрых цветов, еще не уничтоженных зимой. Они разбили лагерь с подветренной стороны стены и привязали лошадей, положив оружие перед собой. Уинн-Джонс развел костер и подвесил над пламенем куски дикой свиньи.

 Скатах видел только лес и мерцание света, пробивавшегося через истончившуюся листву. Но через глаза маски Таллис замечала движущиеся тени — человеческие фигуры. Они прятались за стволами дубов и вязов, потом убегали, следуя за тенью осенних листьев, избегая входить колонны серого света.

И они подходили все ближе к кремниевой стене, за которой ждал Уинн-Джонс, задыхаясь от предвкушения.

— Ты знаешь, кто они? — спросил его сын.

— Видел издали, — прошептал старик. — Но я слышал о них. Все слышали о них. Я никогда не видел их так близко.

Пятеро. Один казался смелее, чем другие, и подошел настолько близко, что его уже можно было видеть обычным зрением. Далеко у реки слышались звуки осторожных шагов шестого, спешащего присоединиться к товарищам. Лес начал наполняться жуткими звуками, чем-то похожими на птичий стрекот. В звуках было и что-то человеческое, как если бы несколько женщин быстро цокали языками. Странный свист заставил птиц нервно взлететь. Таллис увидела, как невидимые ноги пнули листья, сломали и растоптали папоротник; трудноуловимые движения, видимые как бы краем глаза. Движение, потом ничего; только ветки какое-то время дрожали там, где они прошли .