Путешествие в Неведомый Край

Двое из даурогов оказались юными женщинами, одна с кожей, сделанной из листьев падуба, другая — белой березы. Их глаза были меньше, чем глубокие щели мужчин, глядящие из-под ребристого лба, покрытого лозами.

Из их ртов торчали серебряно серые ветки-клыки. Они даже носили «украшения»: с колючих голов свисали красные и голубые ягоды боярышника и терновника.

Двое мужчин тоже оказались молодыми: кожа одного была ивой, второго — орешником, у обоих сучковатые клыки. Но в одном отношении они замечательно отличались от более старшего даурога: спереди на их телах рос гребень из длинных черных колючек; центральная линия шипов бежала вниз к изогнутым беспокойным половым органам, свисавшим с гниющих животов.

Появился шестой член группы, и Таллис едва не улыбнулась, узнав тип.

Никакого плаща из перьев, но кожа-плащ из всех возможных листьев. На голове широкие ветки лайма, борода из остролиста, хохолок из груш, плечи из рябины, грудь из коричневатого дуба и вяза, живот из плюща и блестящего осеннего явора.

Вокруг рук был обернут шиповник, с которого свисали пышные гроздья красных ягод. Ноги протыкали тысячи иголок сосны и тсуги. К поясу привязаны шишки тсуги и дикие яблоки, а из головы рос остроконечный тростник.

К удивлению Таллис, чей взгляд проникли за маску из листьев и дерева, шаман был молод, не старше Ивы или Орешника. В руке он нес заостренный посох, на который нанизал пять гниющих деревянных голов. Он взмахнул посохом, и загремели мертвые ветки-клыки на отрубленных головах. 

— Он известен как Дух Дерева, — прошептал Уинн-Джонс. — Что-то вроде шамана.

Таллис опять улыбнулась. — Я заметила, — прошептала она в ответ.

— Скоген имитирует эту древнюю форму. Твоя маска. Мой тотем...

— Все старше, чем мы думаем.

Группа даурогов села на землю на почтительном расстоянии от огня. Старший открыл мешок и бросил на землю самые разные ягоды, орехи и желуди. Он вопросительно посмотрел на Таллис. Таллис срезала несколько ломтей с обжигающе горячего окорока дикой свиньи и пододвинула их поближе к даурогам. Дух Дерева, не вставая, неловко пододвинулся вперед, подозрительно глядя на людей. Он поднял куски свинины, обнюхал их и презрительно отбросил. Потом указал на две выброшенные кости, и Скатах передал их ему. Шаман голыми руками сломал кости и заостренными концами почесал свою кору. Потом отдал один кусок Дубу, старейшему.

Таллис встала и подошла к куче орехов и ягод. Здесь было все: ягоды кизила, падуба, крушины, терновника; немного вишен и даже земляника. Она выбрала кое-что, зная, что сможет съесть очень мало из предложенных лесных блюд.

Обмен состоялся, и обе группы стали есть, демонстрируя свои добрые намерения. Зеленых Джеков беспокоил огонь, но Уинн-Джонс положил несколько кусков кремня между ними и костром. Этот символический жест успокоил их.

Стемнело, взошла яркая луна. Очень сверкал, и Уинн-Джонс продолжал кормить его. Только он и старый даурог остались бодрствовать, поглядывая друг на друга.

В какой-то момент более полнотелая из женщин — Падуба — подошла к Дубу-старейшине, села на землю и посмотрела на Таллис, очнувшуюся от полусна. И о чем-то защебетала с предводителем. Потом подошла к Таллис, наклонилась над ней и уставилась на человека. На девушку обрушился гнилой мерзкий запах, но она видела и сок, стекавший по веткам-клыкам, юные глаза, молодую силу. Женщина-даурог вдохнула воздух и прошептала несколько слов. Наклонившись ниже, она издала звук, что-то вроде смеха, коснулась пальцем Таллис, а потом себя, пытаясь как-то пообщаться.

Таллис сама коснулась пальцами острых листьев падуба, росших на животе у женщины, и что-то затрепетало в дереве-теле, быть может ей стало больно. Черная грибная масса ее полового органа задрожала, из полого рта раздались странные звуки, похожие на свистящие выдохи.

И в ее теле боролись крылья...

Падуба отступила, лунный свет играл на ее вечнозеленых листьях, выделяя из увядших товарищей. 

В ночной тишине Уинн-Джонс прошептал Таллис, что он сразу узнал этих мифаго по рассказам о них. Они были намного старше тутханахов; вероятно легенды о них появились в первых послеледниковых лесах неолита, где-то за десять тысяч лет до рождения Христа. Ко времени бронзового века «зеленый человек» — Зеленый Джек или средневековый Робин Гуд из веселого леса — стал одинокой лесной фигурой, в которой частично отразились и смешались такие основные формы как Пан, Дионис и полузабытые дриады. Но для охотников-кочевников из мезолита они образовывали лесное королевство, являясь соперниками в охоте, спасителями, оракулами и мучителями в одно и то же время; они проникли и в мифогенетическое подсознание, объясняя враждебность природы к действиям человека, а также выражая надежду на выживание в борьбе с неведомым.

Уинн-Джонс знал только один миф даурогов — миф о создании — и рассказал его Таллис:

Как только на небе появилось Солнце, во льду открылась пещера, спускавшаяся вплоть до замерзшей земли. На застывшей почве ледяной пещеры лежали кости, человеческие кости. И Солнце начало согревать их.