Путешествие в Неведомый Край

Таллис, взволнованная странным и жестоким событием, заснула с большим трудом. Проснувшись с первыми лучами рассвета, она через силу разлепила глаза и осмотрелась. Лес дремал, закутавшись в плотный туман. Все было тихо. Костер уже угас, только его запах смешивался с острым ароматом подлеска. Она посмотрела на даурогов, но те исчезли — или, во всяком случае, так ей показалось. В дальнем конце поляны выросла густая роща колючих деревьев; птицы, метавшиеся между их ветками, клевали красные и голубые ягоды, свисавшие с сучьев.

Внезапно взлетела маленькая птичка. Роща закачалась, зашевелилась и разделилась на шесть частей, у каждой из которых появились голова, руки и ноги.

В середине стоял Дух Дерева, в одиночестве; в руках посох с черепами, голова наклонена.

Дауроги занялись своими делами, так же настороженно поглядывая на Таллис, как и накануне вечером. Скатах зашевелился, сел и потер глаза; прищурившись на рассвет, он почесал бороду и тряхнул Уинн-Джонса, который зашептал во сне и начал плакать. Но у Таллис не было времени на старика и его печальные сны о потерянном достоянии, потерянном знании. Она глядела на Зеленых Джеков. Прошлой ночью их было шесть, одна ушла... но сейчас их опять шесть. Она узнала одну из женщин — Белую Березу, но сейчас была еще одна, и, как и у женщины из прошлой ночи, на ее груди и спине росли листья падуба.

И точно такие же красные ягоды. Она во всем походила на Падубу, но была заметно тоньше и менее женственна.

Пока старший даурог собирал орехи и ягоды, и раздавал их членам семьи, Падуба подошла к Таллис и растянула свой рот в подобие улыбки. Она потерла рукой о покрытый листьями живот и мягко развела зелень в стороны, как если бы распахнула складки юбки. Таллис чуть не вытошнило, когда она разглядела сверкающую пустоту, появившуюся на животе Падубы, через которую виднелись шишковатый позвоночный столб и ребра, походившие на полированные коричнево-красные палки. Дыру в животе наполняли разбросанные перья. Падуба взяла некоторые из них и разрешила им улететь, с наслаждением вытягивая мягкие губы. Серебряные клыки затрепетали.

Падуба избавилась от своего бремени из птиц, сообразила Таллис.

И таким образом освободилась. Она послала в лес новую жизнь и теперь опять стала пустой и молодой. Значит Дух Дерева вчера ночью повесил на свой посох не ее голову. Посмотрев на юного мага, Таллис увидела, что самый новый череп является маской с пустым лицом, грубо вытесанной из круглого и мокрого куска коры.

Он подняла к лицу Скогена и через глаза маски увидела, как Дух Дерева насмешливо и проницательно смотрит на нее. Он излучал мягкой зеленый свет, усики которого пронзали влажный рассветный туман, достигая полога леса наверху и земли внизу. Нежный свет омывал его, струился из него; деревья впитывали этот свет, как воду. 

Дауроги приготовились к путешествию. Они собрали свои пожитки и почти растаяли в лесу, ближе к реке. Но Падуба и Белая Береза бежали так, чтобы люди могли их видеть; они кричали и щебетали на ходу, без труда держась рядом с лошадьми своих новых друзей.

Таллис ехала рядом с Уинн-Джонсом, который с большим интересом наблюдал за даурогами. Он считал, что они тянутся к Таллис. В ней есть что-то такое, какое-то качество, которое заставляет их доверять ей. Он не видел и не понимал, что именно, но в одном не сомневался: они мифаго, созданные Таллис, и реагируют на сознание, породившее их. И они, безусловно, сотворены не Гарри: слишком свежие.

Падуба — из-за вечнозеленой кожи — казалось настаивала, что даже зимой останется другом людей; она была самой странной из первобытных героинь. И в группе даурогов не было Плюща. Падуб и плющ, зеленые зимние листья... от одной этой мысли Таллис запела рождественскую песню; Уинн-Джонс присоединился к ней, добавив свой надтреснутый голос к воспоминаниям о рождественском празднике.

Самцы находились в нескольких днях от полного превращения. Преобразование будет очень быстрым. Сок в их телах высохнет, а вместе с ним и ум в их странных головах. Они станут животными, жестокими и дикими, яростно желающими сока жизни, который согреет их во время холода.

— В это время нам придется бросить их, — предупредил Уинн-Джонс.

— Пересечем болото вместе, — согласилась Таллис. — А потом расстанемся.

Несколько часов спустя, к полудню, они достигли болота. Было холодно и пасмурно. Таллис потуже закуталась в меха, натянула капюшон и — вслед за Скатахом — осторожно поехала через плато из камыша и тростника. Он не бывал здесь, и его тревожила огромная поверхность воды, простершаяся перед ним. Его меховые брюки намокли, хотя он и ехал по самому краю.

А Таллис поразило целое море ив, сгрудившихся у самого берега; их ветки образовывали свод, закрывавший собой воду, толстые стволы тяжело клонились к центру озера. И их было намного больше чем в прошлый раз.