Путешествие в Неведомый Край

— Иньятук, — добавила она, не понимая.

— Да, иньятук. Волшебник. Варлок. Маг. Друид. Ученый. Я знаю множество имен, которые использовали на протяжении истории человечества, но все они означали одно: эхо потерянного знания. И никогда — страж силы. Это справедливо даже для ученого. — Он отвернулся от девочки и посмотрел на бушующую силу природы, молчаливую силу леса. — Хотя, возможно, я не прав... возможно ученый может найти свою дорогу в первый лес...

Мортен прервала его, подняв руки; знак, что обличительная речь на двух языках, в том числе мистическом, расстроила ее. — Но если в Лавондисс действительно так трудно войти, почему эти всадники все равно пытаются? Если ты не можешь войти в место, где душа убежала от времени, зачем пытаться?

Сложный вопрос от неолитического восьмилетнего ребенка. Уин помолчал, отдавая должное дочери, ласково ущипнул за щеку и улыбнулся.

— Потому что так действует легенда, миф.

— Я не понимаю, что такое миф, — сердито пробормотала она.

— Источник, — поправился он, хотя и понимал, что ее это не успокоит. — Дорога в тому, что лежит в сердце легенды. Самые древние животные приходили в страну, распространялись и плодились, но сначала они должны были найти эту землю. Райятук должен обойти весь мир в течении бесконечной ночи, и только тогда он сможет найти древнейшую кость и накормить себя ее жизненной силой, только тогда он сможет вырасти и протянуть руки к небу, только тогда из его пальцев родится иньятук, запоет спрятанному Солнцу и принесет в мир свет.

— Все это я знаю, — прошептала Мортен.

— Очень хорошо, что знаешь. Все ищут свое место в мире. Искать. Находить. Рисковать. Искать путь домой. Находить путь в самый первый дом. Рисковать... в историях всегда есть мысль об исследовании потустороннего мира. Эти путешественники — сами по себе легенда. И они — мифаго, сны... и ведут себя в соответствии с воспоминаниями, сном, из которого вышли. Они не могут поступать иначе. Человек, который уже прошел по этой дороге, который сотворил твой народ и болото, оставил за собой жизнь, действующую так, как он помнил. Сыновья Кириду не могли пощадить лодочника, потому что в легенде они его не пощадили. Узор легенды связывает их по рукам и ногам, они совершенно беспомощны. Их призвали, и они пошли. Только человек, прошедший здесь раньше... и я... только мы двое свободны делать то, что хотим. Мы не из сна. Мы из настоящего мира. Мы сами творим мир вокруг себя. Мы наполняем лес людьми и животными. Наши забытые предки материализуются перед нашими глазами, и мы не можем остановить этот процесс...

Мортен заботливо и беспокойно посмотрела на отца. До дома еще далеко. Однажды она рассказал ему свои ощущения, и теперь Уин в точности знал, о чем она думает. Его слова вызывали в ее голове сладкие звуки, создавали мысли и образы, хотя он часто говорил о том, что она не могла понять. Однако она постепенно пугалась. Его слова были призраками, а призраки не могли спокойно лежать в сознании, они тревожились и беспокоились. И заставляли сердце бежать быстрее.

Уин замолчал, и она опять спросила:

— А этот человек-который-прошел-раньше, он добрался до Лавондисса?

Уин-райятук улыбнулся.

— Именно этот вопрос я часто задаю себе. Хотел бы я знать ответ...

Его дочь уселась на гниющий ствол, наклонилась вперед и положила подбородок на руки.

— А я спрашиваю себя, кто он такой.

— Человек, обреченный на путешествие, — ответил ее отец. — Отмеченный судьбой. Человек, ищущий победу. Кто-нибудь из них или все сразу. В нем могла быть личность из любой эпохи, предшествующей его рождению. Он мог переодеться в плащ, украшенный перьями тысяч легенд. Но он был изгнан из своего мира. Из запретного места. Когда изгнанник входит в лес, изменения бегут под листвой как огонь. Лес высасывает из него сны...

— Как Тиг, который высасывает призраков из костей.

— Да. Я так думаю. Но, вытягивая сознание, лес теряет что-то свое. Так и должно быть: миф создается из объединения, как пламя возникает из искры и дыхания. Пламя означает изменение. Именно это мы и видим сейчас: тотемы изменились, домик смерти переполнен, терновник покрыл холм. Кто-то из моего мира идет сюда, и лес наклоняется навстречу ему, напряженный и нервный, щетинится силой. Ты видишь это? Чувствуешь?

— Нет. Только скогена.

— Это одно и то же. — Он озабоченно посмотрел на нее, спрашивая себя, может ли она понять. Однако она вся светилась. Вообще она схватывала идеи с потрясающей легкостью. — Скоген установил с нами контакт потому, что думает о нас. Значит он знает нас. Строго говоря, меня. Он установил бессознательную связь на очень большом расстоянии, и сама связь указывает на...

Он заколебался. Глаза девочки, широко открытые, знающие, выдавали восторг, который она чувствовала, углубляясь в секретный мир отца. Сегодня он использовал больше слов из своего языка силы — английского — чем раньше, и тщательно переводил их.

Но сейчас она ничего не поймет.

— Связь демонстрирует себя изменением мифогенетического ландшафта.

— А?

Он засмеялся.