Путешествие в Неведомый Край

— Слишком опасно все время входить и выходить. Лучше бы тебе пожить в краиг-морне, пока не съешь все. Но тебе придется научиться переносить запах и выживать при встрече с шакалами. И при каждом новом погребении ты будешь уходить и не возвращаться два дня. Согласен?

Тиг обрадовано кивнул.

— Допустим ты съешь всех призраков, — сказал Уин. — Что будет потом?

Мальчик покачал головой. Мужчина улыбнулся.

— Ты не знаешь, верно? Но я знаю. Я знаю о тебе все, Тиг. Ты уйдешь в лес, как все мифаго. Я уже видел тебя, раньше. И слышал о тебе. Я знаю твою историю от рождения до смерти, хотя я и не понимаю, почему ты делаешь это, почему стал легендой. Я знаю, что ты заставишь тутханахов измениться... и то, что один из них в конце концов убьет тебя.

Тиг широко раскрыл глаза, но было ясно, что он не понял ничего, кроме угрозы.

— Ты узнал об этом от твоих гнилых деревьев? — мрачно спросил он. — Или от скрипучих голосов?

— Нет. Я слышу голоса из моего прошлого. Я создал тебя. Это хоть ты знаешь? В мое время ты был легендой, забытым рассказом; но ты все еще здесь, в моих снах; лес взял у меня сон и создал тебя. Часть сна рассказывает о том, что мальчик принесет в мир новую магию. Он опрокинет тотемы старого клана. И победит человека, который стережет смерть. Другая часть рассказа — мальчик съест человеческую голову, украшенную птичьими перьями. Я собираюсь уйти, пока этого не произошло.

— Твои старые тотемы уже мертвы, — прошептал Тик. — Я слушал их, но у них нет голоса. Твои птичьи перья больше не летают. Но твою голову я бы хотел съесть, чтобы понять твои странные сны...

— Сначала съешь домик смерти, — содрогнувшись сказал Уин.

Тик исчез в темноте между деревянными колоннами и высокими камнями. Вскоре Уин-райятук мог видеть только его глаза, раскосые, блестящие, пугающе напряженные.

Мортен, вооруженная костяным крюком, со множеством переживаний поймала щуку. Вернувшись в маленький дом шамана, стоявший вне земляной загородки деревни, она, под руководством отца, разделила рыбу пополам. Кусок с головой она положила в мешочек из лисьей шкуры. Позже она отдаст его старухе, живущей в длинном доме. Все остальное для них, и Мортен изжарила хвост с ягодами, глядя, как Уин-райятук делает обширные черные метки на одном из листов пергамента, которые он прятал в каменном ящике у задней стены дома.

Наевшись, Уин накинул на плечи плащ птичьих духов и завязал его спереди. Взяв свой посох, он положил его на колени. Мортен с беспокойством глядела на него, ее глаза сверкали. Конечно она чувствовала, что он собирается уходить. Она даже одела свою «лучшую одежду», маленькую ритуальную повязку на голову, которую она хранила для весенних костров и летней охоты. В ленту, сделанную из кишок, были вплетены цветные раковины улиток. Ей потребовалась неделя, чтобы сделать повязку, которая покрывала ее голову и шею как как монашеский покров.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе об этом посохе? — спросил он. Мортен посмотрела на длинный ряд цветных перьев, прикрепленных к дереву, и покачала головой. В последние несколько недель отец начал знакомить ее с тайнами своей жизни. Это ее возбуждало и, одновременно, печалило. Она могла придумать только одну причину, по которой он начал учить ее перед тем, как послать к женщинам в дом на воде, где она будет учиться их мудрости.

Уин указал на два черных пера на нижнем конце ряда.

— Два пера лысухи, — сказал он. — Они черные, потому что первые два года в лесу я был полностью одинок. Потом я сумел пробраться через дикий лес и попал к племени, которое в легендах называется амбориосканти. Они первые узнали магию блестящей каменной руды. Они хоронят своих мертвых в погребальных урнах, много больших, чем урны тутханахов. Они ездят на диких лошадях и делают ножи из блестящего камня. Они нагревают руду на огне и она бежит, как грязная вода. Когда она опять затвердевает, ей придают форму и заостряют, как вы заостряете волчью кость, которой делаете дырки.

— Ты уже рассказывал мне эту историю, — сказала Мортен, вытирая пальцем глиняной горшок, в котором варила рыбу; палец она облизала. — Камень, который бежит как вода. Только раньше ты говорил о горячей воде, а не о грязной. И ты говорил, что у нее цвет осеннего дубового листа. Блестящий цвет блестящего камня. И ты называл ее металл.

— У тебя хорошая память. И я действительно утратил умение говорить поэтически. Часть более поздней легенды о твоем народе, тутханахах, утверждает, что они первые украли у богов секрет этого странного магического вещества и дали ему земное имя. Это самая ранняя версия происхождения кузнечного дела, невыносимо скучная для человека вроде меня... но твоя версия уйдет в подсознание за три тысячи лет до рождения Христа.

Он уловил нетерпение дочки. Его перевод некоторых понятий оставлял желать лучшего; наверно девочка ничего не поняла. Уин нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Я тебе рассказывал о Христе?

— Призрак-родил-человека-идет-по-воде-рассказывает-истории-умер-на-дереве. Да. Ты рассказывал. Покажи мне другие перья.