Путешествие в прошлую жизнь

С приездом Пьера настроение в доме изменилось, стало шумно и людно. Приходили гости, родственники, всем хотелось увидеть молодого человека, расспросить об увлекательной службе во французской колонии — Тунисе. Это тяготило Елизавету, она находила утешение в долгих прогулках по парку. Сейчас зимой, когда даже выпало немного снега, здесь было совсем безлюдно. Там-то и застал ее Пьер. Он возвращался с верховой прогулки и увидев девушку, бодро окликнул ее.

— Здравствуйте, затворница.

— Доброе утро.

— Вы так ото всех прячетесь или только от меня?

Девушка молчала, даже не смотрела в его сторону.

— Почему Вы не отвечаете на вопрос, это невежливо, так Вы говорите воспитаннице.

— А что Вы хотите от меня услышать? — синие глаза обожгли пронзительно и остро.

— Я же говорю как ежик, стоит подойти к Вам, так сразу вырастают иголки.

Девушка посмотрела на него с легким изумлением. Это сравнение никогда не приходило ей в голову, хотя было абсолютно точным. А он стоял и улыбался во весь рот. В голубых глазах задорный блеск, на щеках ямочки, кожа под бледным парижским небом после африканского, так и отливала теплой бронзой.

— Простите, сударь, но мне нужно идти.

— Да, я просто поговорить с Вами хочу, дикарка.

— Что Вам будет угодно?

На щеках Пьера заходили желваки, он начинал злится.

— Не прикидывайтесь служанкой, мадемуазель, Вам не идет. Сколько можно выставлять меня полным идиотом, то на балу, то теперь!

— Простите, — тихо и искренне сказала княжна, — я не хотела обижать Вас.

— Вот и славно, скажите, не желаете ли прокатится верхом по парку, все-таки пешком зимой прохладно.

— Но Вы же уже с прогулки? — неуверенно начала Елизавета.

А Пьер понял, что наконец подобрал к ней маленькую ниточку и осторожно, чтобы не спугнуть продолжил:

— Пустяки, я могу ездить верхом бесконечно. Идемте, подберем Вам лошадку.

Пьера удивила ее уверенная езда, в седле барышня держалась великолепно, от быстрой рыси раскраснелась, и наконец-то молодой человек впервые видел ее улыбку. С этой прогулки у них наладились отношения. Они стали часто выезжать верхом, подолгу разговаривали обо всем на свете.

Ее нелюдимость, некоторая старомодность во взглядах, даже манера одеваться не по моде, а в длинные в пол платья несколько озадачивали и в то же время притягивали молодого офицера. Было в этой девушке что-то такое, что цепляло душу, заставляло чаще биться сердце. Хотелось укрыть ее ото всех, успокоить, защищать словно ребенка.

Постепенно перед молодым человеком разворачивалась страшная картина ее прошлого. Нет, она не говорила прямо, но из обрывков фраз, из кусочков восстанавливалась ужасающая картина. Теперь становилась понятна и ее колкость и одиночество и плещущаяся в нереальных синих глазах грусть.

Родители стали замечать сближение молодых людей, и вообщем-то были не против, ну и что, что у бедняжки нет приданого, их богатство, помноженное на ее родовитость могло дать неплохой союз. Марго втайне мечтала об их свадьбе. Пьер все больше попадал под очарование девушки, она была так не похожа на всех, и так волшебно хороша.

Что же до княжны, то Пьер ей нравился, с ним было легко, почти как с Ритой, но…но, — в этом трудно было признаться самой себе, это был не Никита. Да, она замечала его взгляды, в которых теперь сквозило что-то больше, чем дружба, его внимательность и нежное с ней обращение, а в сердце по-прежнему упорно стоял образ сероглазого русского поручика, а не загорелого брюнета француза.

Почему, почему все так, не понимала девушка себя. Где она ошиблась, что сделала не так? Да, как и говорил Никита, здесь она успокоилась, и постепенно мысли об обители отходили на второй план, особенно после появления в ее жизни Пьера.

Но, но как же Никита, что с ним, жив ли? И сердце сжимала страшная тревога и душащая тоска. По России или по нему, нет все же по нему, наконец к исходу зимы поняла княжна. И только тогда ей окончательно открылся весь ужас произошедшего.

Как можно было быть такой слепой, и не понять саму себя, быть так ослепленной горем, чтобы не разобраться в сердце, а ведь оно любило, пожалуй с той самой первой встречи ждало его, искало и любило. И все встало на свои места, их прощание на пирсе, ей было тогда так больно, а охотничий дом, с некоторых пор она бредила им ночами, чувствуя его нежные поцелуи на своих губах. «Господи, что делать, помоги!».

А ухаживания Пьера становились все более настойчивыми, они посещали театры, бродили по Парижским улочкам, пили кофе на Елисейских полях. Он заваливал ее цветами, подарками, вниманием, а она смотрела в его красивое мужественное лицо и готова была разрыдаться.

* * * *

Пьер готовился к решительному разговору со всей серьезность и тщательностью. Смокинг, кольцо с бриллиантом в несколько карат, самой чистой воды, автомобиль, усыпанный белыми розами. Волновался как мальчишка, что-то в ее поведении настораживало, задумчивость, холодность, и еще упоминание о верном поручике из России, брошенное как бы невзначай не давало Пьеру покоя. Но так больше не могло продолжаться, и он решился.