Правда, выехать сразу не удалось: предприниматель, у которого я работал, не хотел отдавать зарплату. Он промурыжил пару недель. И если бы не менты, которые расследовали дело о смерти Иваныча, наверняка остался бы я без денег. А так они брали показания, отпечатки пальцев, особенно у Макса и Коли Заразы. Меня с ними не было (я не мог много пить), поэтому ко мне не придирались. Уезжая, я представил, что можно подумать, что я что-то сделал с Иванычем, а потом смылся.
Выехал рано утром, но заплутал в родном городе. Одно дело ходить пешком по дорожкам, и совсем другое – ездить на машине. Через час езды я собрал кучу матюгов и сигналов объезжающих меня водителей, вспомнил, как управлять автомобилем и все Правила дорожного движения. В автошколе я учился ещё до армии. Помню, сначала ходил без очков, и мастер говорил: «Как слепой ездите! Как слепой ездите». Теперь у меня линзы, которые я не ношу, и купленная медицинская справка. Вообще, я забываю людей, с которыми говорил недавно, часто забываю, что было вчера, но хорошо помню всё, что было до армии. Врачи советуют записывать. Покуролесив по улицам, я оказался в центре города около площади. В машине становилось жарко.
– Девочки, девочки, сюда, наше такси приехало, – закричала молодая женщина в платье, похожем на цыганское. Вслед за ней, подпрыгивая, бежали две маленькие девочки с тоненькими ручками. Третий ребёнок висел у груди в специальном мешке. На спине у женщины виднелся порядочный рюкзак.
Она подошла к машине и, запыхавшись, спросила в открытое окно:
– Это такси?
– Да, такси, – зачем-то ответил я.
– Девочки, вот видите, это наша зелёная машинка. – Она распрямилась и, щурясь от солнца, поправила волосы.
Я вылез, усаживая их, специально взглянул на свою «четвёрку» – она была синего цвета.
Не проехали мы и двадцати метров, как сзади тоненький голос закричал:
– Какать.
И мне пришлось остановиться, заехав одним колесом на газон, и включить аварийку.
Покакала младшая – Агриппина. Женщина, оставив на меня старших девочек, побежала с горшком обратно к площади что-то «удобрять». Видимо, что-то знакомое. Как только мать убежала, девочки заплакали. Младшая кричала, у старшей бесшумно лились слёзы.
Я достал дидж и, сидя на сиденье, стал играть в открытую дверь, стараясь подыгрывать машине, мигающей аварийной сигнализацией. Когда женщина вернулась, она захлопала в ладоши:
– Как здорово!
За свою жизнь я не видел человека счастливее. Прохожие улыбались нам.
Испортила всё старшая девочка. Женщина вдруг скривила губы, как бы извиняясь передо мной:
– Теперь Аглая хочет.
Я залез в машину и больше решил не участвовать в их приключениях. Может, они меня боятся. Минут через пять выехали. Довольные девочки пели какую-то свою песню без слов. Я радостно поглядывал на них в зеркало заднего вида, и тут женщина очень мило испугалась, прикрыв рот ладошкой:
– Горшок забыли.
Я уже вжился в их дружный коллектив и не задумываясь повернул машину.
Около горшка стоял пожилой дядечка в костюме и внимательно смотрел на него. Увидев нас, он очнулся и быстро пошёл к площади.
Я снова не вылезал из машины. Они провозились ещё минут пять. Наконец все уселись.
– Поехали. – Она так улыбнулась, что все передряги показались мне нипочём.
Мы поехали. И только тут она сказала, что им надо на автостанцию. Я отвёз и признался, что не таксист. Но оказалось, что нам по пути.
– Ура! – закричала женщина. – Девочки, нам не надо ехать на автобусе.
– Ура! – закричали они, и мы поехали.
Заражённые материнской радостью, они так громко стали петь, что мне казалось – машину раскачивает. На самом деле начиналась гроза. Засверкали молнии, загремел гром. Ливень был такой сильный, что дворники не справлялись, и мне пришлось остановиться.
Девочки прижались с обоих боков к матери, а она радостно глядела сквозь залитые дождём окна на едва угадываемые придорожные кусты. Глядела так, словно пила всю эту влагу и ей было хорошо. Она словно светилась. Вдруг протянула мне свою руку:
– Наташа.
– Толя.
Больше мы ничего не сказали, чтобы не утратить ощущения свежести и новизны.
Когда гроза ушла, мы не поехали сразу, вылезли. Под ногами на обочине была грязь. Всё вокруг сверкало. Моя «четвёрка» сверкала как новенькая. Сверху, на багажнике, уткнувшись в щель между прутьями, восседал горшок, полный дождевой воды.
– А содержимое? – спросил я.
– Ну, я его вынесла, – в шутку обидевшись, ответила Наташа, и мы засмеялись.
Часа через два свернули с трассы и, проехав немного по затравенелой дороге, оказались в Наташиной деревне. Небольшой, вытянувшейся вдоль узкой речки, вода в которой мутная, видимо после грозового ливня, что прошёл и здесь. Дома всё большие, с хозпостройками, правда, обветшалые, серые, не обитые вагонкой. Только веранды и туалеты, притиснувшиеся к домам-великанам, выкрашены в яркие цвета: синий и красный.
Мы остановились около одного из домов.
– Наташа, ты её видишь? – решился я наконец спросить.
– Вижу! – ответила она. – А кого?