Путешествие в решете

На ногах у неё чёрные обтягивающие рейтузы и блестящие резиновые сапоги, на плечах верхняя часть слегка великоватого энцефалитного костюма. Лицо приятное, волосы русые, собраны в какую-то, на первый взгляд, небрежную, но очень сложную причёску.

Мы сели в беседке. Парень, оставшийся в лодке, крикнул:

– Я тогда поеду проверю!

Он мне почему-то запомнился грузным телом и красным крепким затылком, переходящим в шею. На таком затылке можно орехи колоть, и ничего не будет.

Когда вернулся Анатолий в рубашке и брюках, Петуня представил свою спутницу:

– Алёна, корреспондент районной газеты. Хочет у вас интервью взять.

– Внештатный, – добавила она сглотнув и достала из большого нагрудного кармана блокнот и ручку. – Анатолий Сергеевич, давно вы пишете?

Для меня, конечно, было новостью, что Анатолий что-то пишет.

– Ну, писать? Стихи, небольшие заметки я начал уже давно. – В застёгнутой на все пуговицы рубахе, с взъерошенными, видимо, после неудавшейся бани, волосами, Анатолий и в самом деле походил на писателя-деревенщика. Только тощего. – А по-настоящему – когда стал путешествовать. Появилась потребность понять, что происходит со мной и вокруг. А для этого мысли необходимо зафиксировать. Без фиксации мыслей, событий – всё теряет смысл. Пока не остановишь мгновение, не проткнёшь его иголкой, как жука, оно неуловимо. Я в детстве занимался жуками, собирал всевозможных жуков. А ещё день за днём записывал уличную температуру, есть ли ветер, солнце, осадки. Я думал, что когда-нибудь круг замкнётся и начнутся повторения. Ведь и Земля движется по кругу. Колёса у машины круглые. Вёсла у лодки при работе совершают круговые движения. А мне хотелось знать, что будет.

– Если бы знать, если бы знать… – сказал я.

– Ты, Анатолий, наверно, не разговаривал давно, – пробубнил Лазарь. Он жевал за обе щеки, словно решил доказать, что ему интересна только еда.

Петуня вопросительно взглянул на Алёну, а она _{с ненавистью} на меня. Я решился больше не встревать и, по примеру Лазаря, принялся за помидоры и лук, макая их в соль. Запах растревоженной зелени и чёрного хлеба здесь, на холодке, в лёгком тумане, ещё больше раззадоривал аппетит. Анатолий, в свою очередь, взял яйцо.

– Анатолий Сергеевич, – не унималась Алёна. (Я заметил у неё на коленях диктофон и порадовался, что решился молчать.) – Анатолий Сергеевич, вы сказали, что любите путешествовать. С чем это связано?

– Я работал в разных местах, но ни одно из них меня не устраивало…

«Материал собирал», – подумал я.

– …Однажды, – продолжал он, – у нас на пилораме произошёл трагический случай. Погиб пожилой человек. У него была мечта: поехать к себе на родину, на юг. Я решил осуществить её вместо него. Нашел старую бандану, этим скинув себе лет пяток. Я так и почувствовал себя моложе лет на пять. Собрал инструменты, вещи и поехал. Где-то на машине, где-то на попутках, где-то пешком. Решил добраться до моря. Мне почему-то казалось, что именно там я смогу понять Россию, начавшиеся в ней движения, шевеления. Я называю это великим переселением народов (ВПН). Деньги я зарабатывал тем, что давал концерты. Меня принимали, много платили. Но я не люблю играть на людях. Мне больше нравится это делать в природных местах. Где только я не играл. В лесу, на озёрах, на горах, на море. Меня поразил один случай. На скале, нависающей над Чёрным морем, стоит памятник. Обычный гранитный памятник с человеческим изображением, с надписью. Я думал, что человек погиб, сорвавшись со скалы. Но было вовсе не так. Он много лет подряд приезжал туда и завещал жене, чтоб после смерти его сожгли, а пепел развеяли над морем. Они так и сделали, а на горе поставили памятник. Я долго сидел, прижавшись к нему спиной, и играл, пока рассветало, пока всходило солнце и нагревало воздух, землю и меня, пока у меня не устали лёгкие, а в животе стало дрожать. Вот как сейчас. Смотрите, – он показал рукой вокруг. И мы все увидели, что туман, словно по волшебству, почти рассеялся, яркое солнце обнимало нас.

С одной стороны моего домика были кусты, с другой начинались жилые постройки. На той стороне гладкого озера, с берегами, поросшими жёлтой травой, тоже стояли дома, игрушечные. Вдоль домов ехала машина, поблёскивая окнами. Лодка нашего рыбака была далеко. Она казалась наклейкой, прилаженной к глади стола.

– Вот видите! – сказал Анатолий, и мне показалось, что он плачет. – Что-то я записываю, что-то мне не нравится, и оно проходит мимо, и к чему-то я даже не смею прикоснуться.

Петуня ловко схватился за бутылку и открыл её. С помощью Лазаря появились на столе пластмассовые стаканчики. Анатолий выпил первый безо всяких тостов.

Алёна едва заметно дрожала. А может быть, это я разнервничался.

– Анатолий Сергеевич, а что это за инструмент, на котором вы играете?

– На алюминиевой трубке от пылесоса, – ввернул вдруг осмелевший Петуня. Похоже, энцефалитка, что на Алёне, – его. А сам он надел широкий, выцветший на плечах пиджак из плотной материи. – А мы уже давно тебя ждали. Караулили, когда приедешь. Я специально сюда ходил рыбу ловить. У меня предчувствие.