Путешествие в решете

Мы нарвали крапивы, переложили ею рыбу, причём делали это так, словно уже готовим какое-то аппетитное блюдо. Пакет с этим блюдом, пахнувшим свежим запахом щуки, завернули дополнительно в тряпку и убрали под пассажирское сиденье кабины, чтобы не забыть.

Когда я пришёл звать Анатолия на разгрузку, он осторожно притронулся кончиками пальцев к виску:

– Голова болит, – и помогать отказался.

Мне пришлось разгружать одному. Лазарь сидел на сходнях спиной к домику и мочил в воде ноги. А может, просто сидел. Во время одного из перерывов, чтобы как-то отыграться на Анатолии, я спросил его:

– Чего ты пишешь-то? Показал бы хоть.

Анатолий лежал на своей постели на столе, укрывшись с головой простынёй. После моих слов он зашевелился, вылез из-под простыни и, опершись на локоть, сказал:

– Дай рюкзак!

Я не двинулся с места.

– Дай рюкзак! – повторил он обиженно.

Я подал. Анатолий достал из него две толстые тетради, протянул мне и снова спрятался под простыню.

Меня удивило, что тетради были исписаны очень плотно. В том смысле, что не было ни абзацев, ни пустых мест – только строчка за строчкой. На обложке тетрадей прикреплены маленькие таблички, на которых номер и несколько каракуль. Такие бывают в архивах. В домике уже всё было завалено вещами, я не знал, куда положить тетради, и кинул их на плиту печки.

Разгружали до обеда. Лазарь не утерпел и стал помогать. Он всё старался подбодрить меня и себя шутками, но выходило – словно ворчит. Анатолий так и пролежал под простынёй. Я хотел согнать, чтобы складывать вещи на стол, но не стал. Он вызывал у меня омерзение. Закрывать дом и выгонять Анатолия я попросил Лазаря. Сам встал в дверях.

– Ну что, Анатолий Сергеевич, поедем или тебя тут _{закрыть? –} спросил Лазарь.

Анатолий зашевелился, поднялся. Ему и вправду было нехорошо. Ошалелые глаза слезились, сам слегка дрожал.

– Может, металлическая пластина в голове излучение ловит, – пошутил он и стал собираться.

Когда всё уже было сделано и мы выехали на дорогу, Лазарь остановился. Показал в зеркало заднего вида:

– Убрать забыли.

Я открыл дверку и поглядел назад. На столе в беседке всё так и осталось после завтрака. Красный пакет тянулся одной ручкой куда-то кверху. Видны были нарезанные помидоры, стаканчики вповалку. И только бутылка, блестевшая на солнце, стояла ровно как свеча. На князьке дома сидела заинтересованная ворона. Я захлопнул дверку и сказал:

– Поехали!

Мы так и не довезли Анатолия до трассы. У небольшого ручейка он попросил остановить. Что-то ему там очень понравилось. Сказал, что доберётся сам. Как только мы его высадили, почувствовалось явное облегчение.

– А чего голый сидел? – спросил я напоследок.

– Не помнил, где одежда. У меня часто так бывает. Не помню ничего, что было, – ответил он серьёзно.

– И то, что в бане вырубило, не помнишь? – спросил в свою очередь Лазарь.

– Не помню.

Лазарь погнал машину и едва не был наказан за это пробитым колесом на одной из ям. Что-то нехорошее чувствовалось в этой гонке: оставить больного человека в лесу было неприятно.

Километров пятьдесят – шестьдесят мы проехали без приключений. Проскочив небольшую деревушку с домами, вплотную поставленными к дороге, едва с ходу не врезались в колёсный трактор «Беларусь», казалось, выползающий на трассу прямо из кустов.

Лазарь дал по тормозам, запахло жжёной резиной, нас унесло на самую бровку. Трактор съехал с дороги обратно под горку, в которую до этого выбирался, его тянула за собой телега. Обоих мужиков в кабине подкидывало на трясках, а мне казалось, что от злости. Крыша у трактора ржавая, а фар нет. Лазарь пошёл вниз ругаться. Он махал руками, стучал по железному, наверно нагретому, капоту, пинал по колёсам. Он так быстро передвигался, что в своих штанах на помочах казался летающим Карлсоном, мужчиной в самом расцвете сил. Я тоже спустился вниз. Мужики продолжали сидеть в кабине. Один из мужиков – высокий и худой – тёр рукой ушибленную голову и курил. Другой, собственно сам тракторист, натянул на голову кепку, склонился над рулём. У него нижняя губа большая, отвислая, словно обиделся до глубины души.

Наконец Лазарь выдохся, встал ногой на колесо телеги, взялся руками за борт, подтянулся и посмотрел, что внутри.

– Да-а-а. Хороши! – присвистнул он. – Мужики, а не продадите? Хорошую цену дам.

Тракторист сразу ожил. Вылез из кабины, плюнул на двигатель, словно в надежде, что он зашипит, но тот не зашипел. Молча тоже заглянул в телегу.

– Давай продай. Цену хорошую дам. Перегрузим в мою машину – дел не много.

Второй мужик тоже вылез из кабины и тоже заглянул в телегу.

– Непродажные, – сказал он. – Себе везу.

И Лазарь стал торговаться. Похоже, это ему очень нравилось. Он снова походил на Карлсона. Всё поднимал и поднимал цену, но мужик не сдавался. Если уж русский мужик чего-то не хочет, то его с места не сдвинуть. Мне стало интересно, что в телеге, и я заглянул. Там были обычные валуны. Между тем цена уже стала баснословной.

– Я дом подымаю, мне подкладывать надо, – повторял высокий одно и то же и тёр голову, словно она разболелась.