Читаем Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918 полностью

Посол Фрэнсис инициировал движение за то, чтобы назначение Рида консулом было отменено, и попросил Робинса попытаться убедить советское правительство, что это неразумно. Робинс попросил Гумберга, и, разумеется, Гумберг с восторгом взялся за эту обязанность. Поэтому я не доверяю словам Сиссона, что Гумберг делал это по его поручению. Кеннан пишет, что Гумберг говорил, будто он сам сказал Джону, что отменил назначение. Фрэнсис и Сиссон заявляют, что Рид заранее знал, прежде чем покинуть Петроград, что он не будет консулом. Я не помню, чтобы Джону об этом официально сказали в Петрограде, но, поскольку я никогда не был уверен, насколько серьезно он относился к этому посту, который они состряпали вдвоем с Троцким, может, я просто забыл. В моих записках есть только фраза, что «Рейнштейн сказал нам», что произошло, но записки эти не датированы, и в них нет никакого указания на то, что «нам» означало Рида и меня. Хотя, на деле, так и было. Позднее я понял, что на родине рассказ об отмене назначения был напечатан только 18 февраля в газете «Нью-Йорк тайме». Под лондонской строкой, где пишется дата, время и т. д., был помещен рассказ под заголовком «Рид не будет консулом?», в котором было написано, что в «задержавшейся депеше из Петрограда» говорится, что Рид уехал из Петрограда как частный гражданин, а его назначение отменено. Эта история намекала на «предыдущую депешу из Стокгольма», в которой было написано, что «Рид прибыл туда по пути в Нью-Йорк, чтобы занять должность консула».

Фрэнсис снабдил Рида письмом, в котором давалось указание офицерам паспортного контроля и цензорам пропускать его без досмотра бумаг, пока он не доберется до дома, где – в письме об этом ясно давалось понять – они будут тщательно исследованы. Об этом факте Сиссон не упоминает, когда хвастается своими подвигами. Очевидно, Сиссон и большинство американского штата знали о письме Фрэнсиса и, таким образом, знали, что бумаги Рида по его приезде будут проверены. Однако это было не слишком хорошо для Сиссона.

Сейчас невозможно распознать истинный мотив для такого мстительного акта, каким был поступок Сиссона. В любом случае это доставило Сиссону удовольствие, судя по его словам, опубликованным через много лет после событий, где он вспоминал, что именно он организовал задержание Рида в Христиании61 .

Рид прибыл в Христианию (между прочим, Христиания – прежнее название [с 1624 по 1924] города Осло, т. е. столицы Норвегии, а не Швеции. Фактическая ошибка автора. – Примеч. пер.). Рид прибыл туда 19 февраля (русский календарь к тому времени стал таким же, как на Западе). Пароход, на который у него был взят билет, отплывал в Нью-Йорк 22 февраля. Консул в Христиании сказал Риду, что Государственный департамент приказал ему задержать визу Рида. Он не был арестован, просто он не мог попасть домой – до самого апреля, когда отплывал следующий пароход. Рид снял комнату и начал писать книгу – «Десять дней, которые потрясли мир».

Сиссон приводит две версии, примерно по тридцать отдельных листов или менее, почему он взял на себя хлопоты проследить за тем, чтобы Рид находился в ссылке в Христиании два месяца. Обе версии тщательно сформулированы, но судя по первой видно, что он, похоже, боялся, что Рид станет служить консулом, когда приедет домой; во второй написано, что ни у кого не было намерений сделать Рида консулом и что все это был трюк, направленный, разумеется, лично Сиссоном на то, чтобы Рид вместе с его «бумагами» благополучно добрался до дома.

Сиссон с удовлетворением отмечает, что он сам добрался домой вскоре после Рида и что все бумаги Рида ожидали его для просмотра. Он не объясняет, как именно он совершил сей подвиг. Он пишет, что держал у себя документ о назначении консулом, и добавил, словно это был великодушнейший акт, что вернул Риду его записки. «Красивый и избалованный, я боюсь, что Джон Рид до конца так и не стал взрослым». Проливая крокодиловы слезы о судьбе Джона, он добавляет: «Бедный, блестящий, несчастный Рид!»

Да, требовалось много нервов, чтобы преследовать Джона Рида, но гораздо меньше, когда он умер. Сиссон ждал до 1931 года, чтобы рассказать об этом.

Я полагаю, что Льюис Ганнет написал самый действенный ответ на клеветников Рида, друзей или врагов, которые вернулись из России в 1918 году. «Он начал называть себя коммунистом; старые друзья говорили о нем, что он – хороший поэт, испорченный политикой, что было не совсем правда: вся политика, и особенно революционная, для Джона Рида была поэзией» 62.

Перейти на страницу:

Все книги серии Свидетели эпохи

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза