Конечно, Гумберг оказался прав. Пять кораблей задерживались. Н. Подвойский, который вместе с Владимиром Александровичем Антоновым-Овсеенко и Чудновским был ответственным за операцию, пообещал, что Зимний дворец падет к полудню. Однако в полдень кронштадтцы еще не прибыли. И даже когда стало известно, что Керенский около 7 утра покинул дворец и казаки, присланные с фронта, могут прибыть сюда, планы остались неизменными. По плану дворец должен быть окружен гигантским овалом из солдат, красногвардейцев и матросов. «Аврора» и Петропавловская крепость, готовая выстрелить из своих пушек, если приказ о сдаче не последует, а также другие корабли, вызванные из Кронштадта, займут позиции со стороны реки. Революционные подразделения полков и красногвардейцы – по обоим флангам обороны в оставшейся части овала, чтобы не допустить удара с тыла юнкерами и казаками, которых пообещал Керенскому Духонин.
Некоторое время большевикам было неизвестно, что Зимний дворец все еще в контакте со Ставкой в Могилеве и со штабом Северного фронта во Пскове, поскольку эти телефонные линии не проходили через основной телефонный узел. В то время, когда Троцкий говорил Петроградскому Совету, что падение дворца будет делом нескольких минут, он опирался в своих оценках на тот факт, что под давлением со стороны Военно-революционного комитета (в частности, Ленина) захват дворца назначен на три часа утра, и неудачи не должно было быть. Когда наступило 4 утра, захвата все еще не было, но вместо этого стали приходить вести о том, что войска вокруг дворца усилились и ожидаются новые поступления, Подвойский, стиснув зубы, сказал , что «любой ценой» дворец будет взят к шести утра. Но обо всем этом мы узнали позже.
Матросы появились не раньше семи утра; так нам и сказал Гумберг. И все же открытие съезда было отложено, потому что Ленин планировал к моменту открытия взять весь город в руки Военно-революционного комитета.
Рид все еще кипятился.
– Мы говорили о том, что это за задержка, – сказал он. Его глаза, часто вспыхивавшие воинственными огоньками в присутствии Гумберга, теперь мрачно светились. – Но если Ленин и вправду завоевал комитет, то для чего сейчас все это затевать?
– Как же мы все нервничаем в ожидании открытия съезда, – непринужденно заметила Бесси, а затем продолжила рассказывать о каких-то новостях, прекращая тем самым перепалку. Она только что встретила Троцкого этажом выше; Алекс представил ее ему, сказала она. – Дело осложняет то, что прямо с фронта сейчас к Петрограду двигаются войска. – А затем, показывая, что наш маленький дипломат среди журналистов не поддался нашему настроению, она сказала, обращаясь ко мне и Джону: – Мне кажется, то же самое вы могли бы выяснить у Каменева и Луначарского. Об этом сегодня было объявлено на собрании Петроградского Совета.
Пока она суетилась и действовала всем на нервы, мы с каждой минутой чувствовали все большую тревогу по поводу того, что съезд никак не начинался. Гумберг ушел со словами, что позже увидится с нами в большом зале. Я заметил, что он зашагал в сторону конторы Военно-революционного комитета в Смольном. Джон, беспокойный, как мартовский кот, решил заглянуть в огромную аудиторию и посмотреть, не удастся ли ему почерпнуть какую-нибудь информацию от Рэнсома или Прайса. Ленин один раз уже проскочил мимо нас; Рид хотел узнать, где он находится сейчас и что делает. Мы с Брайант и Битти остались в одном из невероятно длинных коридоров Смольного, надеясь увидеть кого-нибудь из наших русско-американских друзей.
Битти вслух высказывала свои страхи насчет того, что могут прибыть войска с фронта, штурмом взять Смольный и арестовать делегатов в то время, как солдаты и матросы все собрались вокруг Зимнего дворца.
– Тогда все закончится ужасной кровавой баней и никому не поздоровится.
Брайант все время вспоминала молодых юнкеров, которых мы видели, кое-кто из них днем отдыхал на грязных матрасах в Зимнем дворце, и все они пытались перещеголять друг друга французскими фразами, на которых изъяснялись. А когда один из офицеров спросил ее, сможет ли он вступить в американскую армию, когда та прибудет сюда, рассказывала Брайант, раздался выстрел, затем последовало дикое смятение, юнкера разбежались врассыпную; казалось, ими никто не командовал.
Потом Битти рассказала нам, что, пока мы были во дворце, ее затащили в какой-то подъезд на Морской улице, в то время как вооруженная машина и приближающаяся группа военных кадетов вступили в перестрелку.
– Мы смотрели в окно перед дворцом, – сказала Брайант, обращаясь к Битти, – и видели, как бегут какие-то люди и падают на землю лицом вниз. Потом этот невысокий человек вышел из дворца, прошел через площадь и водрузил свои треножник, а потом начал снимать солдат-женщин, возводивших баррикады. Все это имело деловой и в то же время комический вид. Эти бедные, несчастные кадеты!