Разумеется, он оказался тут не из-за своей горячности. Однако можно сказать, что он недостаточно серьезно думал о собственной безопасности. В те дни в Петрограде все происходило слишком быстро. Когда мы с Ридом уехали из города в Гатчину, там все было спокойно. На первый взгляд старый Петроград казался почти безмятежным, насколько я мог заметить. По улицам вновь мчались машины, извозчики на дрожках занимались своим ремеслом, а количество ограблений резко сократилось. Здание Министерства иностранных дел было пустым – чиновники и мелкие служащие, а также мастера были выметены оттуда вон, когда Троцкий приказал принести ему секретные договоры, которые большевики потом напечатали полностью, как обещал Ленин. Банковские клерки сбежали, но все здания, казалось, находились вне опасности, охраняемые лишь номинальным патрулем. Никто не поднимал руки на большевистскую власть. Однако это было пару дней назад. А теперь заговор реакции, пришедшей к печальному концу, ведомой Комитетом спасения и Советом республики43
, которой тайно помогали многие отдельные личности в иностранных посольствах, не желавшие допустить даже мысли о победе большевиков. Одно го саботажа было недостаточно: необходимо было вооруженное восстание. В это они вовлекли кадетов, убедив их в том, что Краснов и Керенский вот-вот войдут в город и будут встречены подразделениями все еще «лояльных» гарнизонов.В соответствии с этим заговором ключевые здания Петро града на рассвете должны были быть отвоеваны у большевиков. Это была чистая удача, что план вместе с картой, на которой были отмечены главные мишени и основные резервы, был рас крыт предыдущей ночью. И в результате часть Химической дивизии знаменитого гренадерского полка была направлена разоружить и арестовать кадетов Павловского и Владимирского военных училищ. (Ими было оказано яростное сопротивление, в последнем пролилось много крови.) Однако к тому времени, как Антонов пробирался на машине по Морской, здание телефонной станции пало под натиском кадетов. Баррикада, когда он увидел ее, простиралась через улицу, в ней был оставлен проезд, через который разрешено было пропускать определенные машины. И какой же трофей заполучили эти безбородые юнцы, когда, остановив одну машину, они на одну треть обезглавили тройку Военно-революционного комитета. Но если бы они захватили весь комитет, разница была бы невелика. Инстинкт самоорганизации русского народа плюс дисциплина выученных большевиками кадров тотчас пришли бы в действие, как это случилось, несмотря на промахи при взятии Зимнего, включая бегство Керенского. В этом смысле защита Октябрьской революции была отработанным механизмом. Глаза и уши Ленина были повсюду. Ему больше не нужно было писать записки из подполья или тайно встречаться с доверенными товарищами.
И все же, несмотря на это, такие вещи случались. Если история о захвате Антонова, который ехал, чтобы отвоевать здание, и несколько выделяется своей комичностью и трагичностью одновременно, она была не более странной, чем многие другие истории этой величайшей в мире революции, подробности которых я узнал позже. Крупская и какая-то работница, ехавшие в грузовике из Выборга, чтобы успеть на открытие Второго съезда в ночь на 25 октября; Ленин, с трудом выбравшийся из толпы, чтобы попасть на завод и заказать там бронированную машину; Петере, который зависел от американских корреспондентов (Битти, в 10 вечера, в пятницу 28 октября), чтобы перевести декрет о мире на «газетный» английский и затем передать его в англоязычные страны, – ни один эпизод из подобных не казался в то время необычным.
И только позже я узнал, в связи с каким-то незначительным вопросом, который выглядел грозным для тех, кто был ответственным за взятие Зимнего дворца, причину появления растрепанного, забрызганного грязью Антонова, когда он арестовывал министров. Петропавловская крепость была главным оплотом революции, в союзе с близлежащими армейскими подразделениями и с «Авророй», где Антонов отдавал приказы. По сигналу из крепости, ровно в девять часов утра, армейские подразделения, развернутые вдоль Миллионной улицы, Невского проспекта и других улиц, примыкавших к дворцу, должны были начать бомбардировку. Ну вот, казалось, все было готово, и все ждали сигнала – красную лампу, поднятую на флагшток крепости, которая должна была открыть огонь сначала холостыми зарядами, в надежде, что министры ответят на ультиматум, доставленный курьером, и сдадутся. Если ультиматум не принес бы результата, крепость должна была выстрелить пятью снарядами, направленными на Зимний дворец, а если министры Временного правительства по-прежнему упирались бы, то «Аврора» начала бы палить боевыми снарядами.