Путешествие в Россию

Речь идет не только об Ульфельдте, который своими ссылками на “Ливонскую Апологию” открыто признавал, что он пользовался по крайней мере одним дополнительным источником по тому периоду и событиям, о которых он писал. Так же поступал и священник. Помимо того, что он использовал, как мы установили, Хронику Рюссова[64], он еще дважды ссылается на Павла Иовия (Паоло Джовио, Paulus Jovius)[65]. На первый взгляд ссылки на Иовия кажутся странными, потому что трудно понять, что же именно позаимствовал священник в этих местах из Иовия. Объяснение, однако, найти нетрудно. В 1579 г. Сигмунд Фейерабендт (Sigmund Feyerabendt) опубликовал второе издание своего сочинения Die Moscouitische chronica, в котором оказались объединены немецкие переводы Иовия и Герберштейна; так что необходимо тщательно изучить напечатанное очень мелким шрифтом предисловие, чтобы понять, что Иовий не был автором всего текста[66]. В действительности оказывается, что те два отрывка, на которые ссылается священник Андреас, взяты из Герберштейна. Как только в любые записки путешественников о России закрадывается в качестве возможного источника Герберштейн, так оригинальность и ценность этих записок тут же начинает вызывать подозрения, и тут необходим специальный тщательный анализ для определения самостоятельной источниковой ценности этих записок. Поскольку Ульфельдт использовал записки своего священника, то такой анализ на “следы Герберштейна” необходим для обоих их записок. В том, что касается оригинальности, дневник NN, вне всяких сомнений, намного превосходит записки и Ульфельдта и священника.

Это, конечно, в значительной степени уменьшает ценность ульфельдтовского текста как исторического источника по сравнению с записками его священника. Но та выборка, которую он сделал из текста священника, его изменения и добавления представляют собой все равно необыкновенную важность, поскольку он был главой посольства.

Дневник, содержащий 23 листа в фолио, анонимен, но его автор явно не принадлежал к аристократам, бывшим в посольстве, поскольку он делает различие между “мы” и “господа”. Особенно хорошо это видно при описании нашим автором их пути от Новгорода до Бронниц: “В тот же день выехали мы из Новгорода, было тогда четыре часа после полудня, и в тот день мы проехали восемь миль, до первого яма Бронницы, и в этот день мы переехали три большие реки. Но господа приплыли из Новгорода на кораблях”[67]. С другой стороны, NN несомненно был одним из тех, кто присутствовал при переговорах. Ни Ульфельдт, ни его священник не сделали никаких записей за 22 августа, т. е. на следующий день после торжественного приема-пира, который дал им обоим возможность высмеять манеры русских. В “Дневнике”, напротив, описывается, как в место расквартирования посольства приезжал вечером Bagdonn (Богдан Бельский?), спрашивал господ, нет ли у них каких жалоб, и обещал, что все будет устроено при условии, что они соглашаются на договор с царем[68].

Учитывая все это, наиболее вероятным кандидатом на роль автора “Дневника” представляется переводчик посольства — Хенрик Олуфсен[69], хотя мы и можем уверенно сказать, что имеющаяся в нашем распоряжении рукопись переписана не его рукой. В 1580 г. Хенрик переводил письмо Ивана Грозного к датскому королю. На оборотной стороне он приписал: “Это письмо я, Хенрик Олуфсен, переводил с русского языка на датский”[70]. Эта приписка, вне всякого сомнения, была сделана собственной рукой Хенрика, поскольку почерк отличается от почерка, которым переписан собственно перевод. С другой стороны, между почерком, которым переписан перевод письма, и почерком, которым переписан “Дневник”, обнаруживается такое поразительное сходство, что это в обоих случаях должен быть один и тот же писец[71]. А это значит, что список “Дневника”, хотя и хранится сейчас в Королевской библиотеке, но происходил из так называемой “Немецкой канцелярии” короля[72]; и следовательно, автором должен был быть кто-то из сотрудников канцелярии. Хенрик Олуфсен был одним из немногих работников Немецкой канцелярии, писавших по-датски, так как обычным языком деловой переписки был немецкий.

Если действительно Хенрик Олуфсон был автором “Дневника”, то это объясняет появление многой информации, неизвестной по другим источникам и не встречающейся в двух других записках. Эта информация как раз такого рода, которую переводчик мог легко подхватить от местного населения во время путешествия.