Путешествие в Шахристан

 - Да уж, вы-то законы мудрые примете, - хохотнул Рассобачинский, - чтобы все деньги к вам в мошну сыпались, а вам бы ничего за это не было. Куда уж нам, безродным, до такого докумекать! Ты, боярин, от мудрых дум, как я смотрю, истомился и изголодался весь.

 - Истомился и изголодался, - степенно подтвердил боярин. - Потому что весь в трудах на благо Отечества и народа лукоморского, пока с шахраями вот этот вот треклятый договор составляли да по дорогам их из города в город тряслись!

 - Так что же ты, труженик наш, лукоморским купцам беспошлинной торговли не вытребовал? - вкрадчиво спросил Рассобачинский, укладывая бумагу с договором обратно в ларчик.

 - Торговли? Так ты договор-то почитай, она и так почти беспошлинная!

 - А десятина в качестве таможенного сбора, через коромысло её, тебе не пошлина?!

 - А ты мне десятиною не тычь, я тебе боярин, а не...     нос...   собачий! Ты вообще кто такой, чтобы с меня отчет спрашивать?! А пошлина в торговле порядок образует, без порядка купчишки совсем распустятся, только о барыше думать и будут, совсем совесть потеряют...

 - Ты мне, Труворович, зубы не заговаривай! Через твой договор, разнеси его в полено, не купцы беднеть будут, а лукоморцы: от той пошлины восточные товары, покуда до Лукоморска доберутся, в весе убавят, а в цене прибавят!

 - Ты, песий сын безродный, сам не ведаешь, чего брешешь! Что товары восточные в Лукоморск втридорога приходят, так в том, известное дело, гвентяне да вондерландцы виноваты! Али ты сего не разумеешь? Али ты сам шпиён гевентянский? Перебежчик?! Засланец?!?! Ты сам первый смутьян, врагу продался, с девками шахрайским якшаешься, не понять, чем думаешь и про что, а о стабильности державы не радеешь!

             На этих словах, не дожидаясь ответа, боярин опрометью бросился в свою комнату, зажимая под мышкой позвякивавший при каждом шаге сундучок,. Я же остался рядом с графом, не без ужаса внимая услышанному. Как Его сиятельство ответит на столь серьёзные обвинения? Как опровергнет их? И если опровергнет, то как накажет боярина за клевету?

             Впрочем, граф лишь изволил сплюнуть на пол гостиной с присовокуплением немалого количества лукоморских народных идиом, после чего повернулся ко мне и, мало-помалу успокаиваясь, стал расспрашивать меня об открытиях касательно местной истории, которыми я развлекал Его сиятельство во время переездов от города к городу. На следующий день, когда я в деликатных выражениях рискнул напомнить ему про озвученные боярином Никодимом обвинения, граф лишь усмехнулся: 'Эти слова разговора не стоят, потому как суть не клевета, а пустословие. Боярин ежеденно меня собакою кличет, однако же сам подобно последнему псу слова на ветер изрыгает. Ежели за каждое из них с боярином судиться, так всем судьям только на наши тяжбы и придётся работать. Я уж внимания на эту болтовню не обращаю, да и никто не обращает: право слово, стоит ли внимание обвинение, все доказательства которого сводятся ко 'всем известно', 'ясно как день' и 'люди бают'. Это не обвинения, а вопли торговки на базаре, которой я уподобляться желания не имею'.

             Итак, уже на следующий день граф словно бы не вспоминал о боярской обиде, по крайней мере беседовал Пётр Семёнович с Никодимом как ни в чём не бывало. Однако отношение его к Нибельмесу зримо изменилось, и, хотя и не доходило до открыто враждебного, но стало много сдержаннее. Двигаться к столице улюмцев Ур-Кагану, что по местным поверьям означает 'Город великого кагана' на неком древнем наречии, граф требовал спешно, самой прямой дорогой и без шахрайской свиты. Предложение потратить несколько дней и дождаться прибытия из сарыни двух сотен лукоморских и шахрайских витязей было отклонено графом самым решительным образом.

 От меня осталось сокрытым, по какой причине мы не спорили с графом и легкомысленно согласились отправиться в каганат без Нибельмеса и без наших гвардейцев. Желание остаться без внимания проводника, равно как и стремление двигаться лишь кратчайшими путями, дабы поскорее закончить миссию и  отправиться на Родину, могут, разумеется, служить некоторым объяснением того, что мы не пожелали потратить на ожидание лишние несколько дней. Но всё же эти соображения не кажутся мне достаточным оправданием для нашего, как показало будущее, весьма рискованного стремления отправиться в Ур-Каган немедля и лишь вчетвером.

             Нибельмес-ага, сперва горячо возражавший графу, наконец лишь осуждающе покачал головой, видя его решительную непреклонность. Не чая встретить в степи тени и воды в изобилии, мы вновь решили двигаться в сумерках, а потому заплатили за места на ночном пароме через Рахат и собрали вещи в дорогу.

             Нам осталось пробыть в Шахристане лишь несколько часов, и Нибельмес-ага предложил нам отужинать на прощание. Ля Ляфа никак не выказывала своего недовольства этим предложением, согласие боярина Никодима видно было невооружённым глазом, а потому Пётр Семёнович, не желая окончательно портить отношения ни с боярином, ни с шахраем, на ужин согласился.