Путешествие в Сибирь 1845—1849

Хамба-лама, как подобает, занимает в комнате главное место. На нем красная мантия, он сидит на кресле, обтянутом красной шелковой тканью, и поглядывает вокруг себя так гордо, как будто бы он — само божество. В почтительном отдалении стоят разные низшие жрецы и внимательно слушают веления главы своего. Хамба-лама не слишком силен в русском языке и потому говорил со мной через переводчика, которым служил один из жрецов. Разговор шел о превосходстве буддисткой религии перед всеми другими. Превосходство это хамба-лама основывал на глубокой древности буддизма, на богатой литературе и на строгой нравственности поклонников этого учения. С жаром и весьма велеречиво доказывал он, что по крайней мере бурятам, живущим по ту сторону Байкала, христианство в настоящее время нисколько не полезно, потому что по незнанию языка они никаким образом не могут понять христианского учения, тогда как единоверцы его в точности исполняют предписания религии и питают глубокое отвращение к греху. Да и самые жрецы буддистские, по его мнению, далеко превосходят христианских как познаниями, так и религиозной жизнью. «От христианского священника, — говорил он, — требуется только поверхностное знание немногих Евангелий и посланий, нескольких псалмов и молитв, монгольский же лама должен знать Ганджур, Данджур и многие другие книги, что вместе составляет сотни томов[220]. Книги эти читаются у нас на тибетском языке, и все, что на них нужно для богослужения, наш жрец должен знать наизусть, ибо при богослужении не употребляют книг. Кроме того, буддистский жрец необходимо должен еще знать астрономию, медицину, каллиграфию, книгопечатание, приготовление жертв и т.д., при всем этом каждый желающий поступить в духовное звание должен поклясться перед жрецами, что день и ночь будет мыслить о боге, читать мани, поститься, молиться и исполнять все заповеди, коих для высших духовных лиц 253».

Так распространялся хамба-лама большую часть вечера о превосходствах своего сакъямунского учения, но только одних внешних его предписаний, старательно избегая всего, касающегося основных положений. Ту же осторожность соблюдал он, когда заходила речь об астрономии и медицине. Об исторических же предметах говорил весьма свободно: рассказал много чудес о Чингисхане, поведал и о камне китайского императора, который предсказал, что «Белый хан» завоюет Китайское царство до Пекина, и т.д. Когда случайно разговор коснулся до Тибета, хамба-лама приказал отыскать старинную рукопись одного бурятского богомольца, который ходил на поклонение к Далай-ламе около 1770-х года. Из этой рукописи хамба сообщил мне следующие сведения:

«В Тибете два духовных набольших: Далай-лама и Богдо Банчин, из коих первый живет в земле Дуйба, последний — в Санба. Прежде Далай-лама имел высшую как духовную, так и светскую власть над целым Тибетом, но с 1713 года, когда это государство сделалось подвластным Китаю, Далай-лама почти совершенно утратил свою светскую власть и даже в церковном отношении подчинен Богдо Банчину[221]. Несмотря на то, он пользуется в Тибете величайшим уважением как величайший святой церкви. Далай-лама живет во дворце, в котором 999 комнат и который построен из камня горы Будалы. В полуверсте от дворца возвышается знаменитый храм Джу (Dschou), откуда распространилось буддистское учение на весь Тибет. В Новый год в этот храм собираются жрецы из всех других храмов и молятся здесь в продолжение двадцати одного дня и ночи. Их собирается иногда четырнадцать, иногда шестнадцать и даже восемнадцать тысяч, и все они во все это время содержатся на счет Далай-ламы, под ведомством которого находится храм Джу. В десяти днях пути от Джу есть другой значительный храм, в котором постоянно служат 3000 жрецов. Этот храм — под ведением Богдо Банчина. Кроме того, есть много еще и других больших и великолепных храмов. Один из них называется Балдан-Брайбуун и при нем 7000 жрецов. При другом, называющемся Сире, — 5000 жрецов, при третьем (Кеган) — 3500. Наконец, есть еще значительный храм, который древнее всех вышепоименованных; при нем 2500 жрецов, и храм этот называется Сампо».

Услышав с удивлением слово, которое в финских рунах имеет такое важное значение, я прервал чтение рукописи и спросил жрецов, не могут ли они сказать мне что-нибудь о происхождении и этимологии этого слова. Мне ответили, что слово Сампо, как его произносят монголы, произносится тибетянами Сангфу[222] и означает «тайный источнике (всякого благополучия), от слова sangwa — «тайный» (в финском sala) и fu — «источник, начало» (в финском раа). Это изъяснение увеличило еще более мое удивление, ибо в «Калевале» Сампо[223] воспевается именно как неисчерпаемый источник благоденствия:

Там пашут и сеют.
Там всяческое произрастание.
Там неизменное благоденствие...

— поет Вайнемойнен в «Калевале» [224] о финском Сампо.