Путешествие в Сибирь 1845—1849

Засим осенью 1842 года я выехал из Архангельска и направил путь мой в Мезень. Отсюда я постоянно ехал на север по тундрам канинских самоедов. Доехав до Канина-Носа, я повернул на восток к тиманским самоедам и продолжал свое странствование берегом Ледовитого моря до устья Печоры. Отсюда я думал ехать дальше по Большеземельской тундре в Колву, но туземцы единогласно уверяли меня, что этот путь решительно невозможен, потому что санная езда, благодаря наступающей весне, вскоре прекратится, да и самоеды собираются уже оставить тундры. Вследствие этого я повернул к югу и вверх по Печоре пробрался в Устьцыльмск и в Ижемск, где всю весну занимался зырянским языком. Как только прошел лед и открылись водные сообщения, я поехал дальше. Небольшое рыбачье судно, шедшее из Ижмы вверх по Печоре в Усу, перевезло меня в село Колву, находящееся на Большеземельской тундре и населенное зырянами и самоедами. Тут целое лето 1843 года изучал я самоедов и только 4 (16) сентября сел снова на лодью и поплыл с несколькими зырянскими крестьянами вверх по Усе до ее истоков, близ коих в ожидании зимнего пути мы поселились в небольшой рыбачьей лачуге. Это несносное во всех отношениях ожидание продолжалось целый месяц. Мы тронулись не раньше последних чисел октября, и лишь в ноябре я приехал в небольшое торговое местечко Обдорск, находящееся уже в пределах Сибири. Отсюда-то и должно было начаться мое путешествие по поручению Академии. Из Обдорска я должен был ехать вдоль берегов Ледовитого моря до устья Енисея, но, по несчастью, все, что я доселе вынес в дороге, до того расстроило мое здоровье, что мне невозможно было и думать о таком многотрудном путешествии, и в январе 1844 года я свернул в Березов за врачебной помощью. Там один искусный врач посоветовал мне оставить на некоторое время холодные тундры и всякие ученые занятия. Вследствие этого совета весной 1844 года я выехал из Сибири и через Тобольск, Верхотурье, Соликамск, Великий Устюг и Петрозаводск возвратился в Финляндию.

На родине я начал лечиться и был так счастлив, что через полгода врачи дозволили мне отправиться снова в Сибирь. В начале 1845 года я явился в С.-Петербург и, получив от Академии полную инструкцию, поехал в Казань. Здесь в ожидании летнего пути я занимался черемисским языком и, выехав в первых числах мая, в конце его был уже в Тобольской губернии, где должны были начаться возложенные на меня Академией занятия. По инструкции настоящим их предметом должно было быть самоедское племя, но так как самоеды в разных частях Сибири смешиваются с остяками, то для точнейшего различения их я счел необходимым заняться также и остяцким языком и этнографией их. Для этого я провел все лето 1845 года в остяцкой области по Оби и Иртышу. К осени я перебрался вверх по Оби в Нарымский округ Томской губернии и занялся изучением живущего здесь самоедского племени, которому прежде несправедливо приписывали остяцкое происхождение. Это изучение взяло у меня всю осень и всю зиму. Весной 1846 года я перенес свою деятельность в речную область Енисея, продолжая пока изучение вышеупомянутого самоедского племени, многочисленные ветви которого встречаются здесь в разных местах, особенно в Туруханском крае. Покончив эти занятия, я отправился летом 1846 года к самоедским племенам, живущим по нижнему течению Енисея и принадлежащим к двум большим племенам: к западно-самоедскому, или юракскому, и к восточно-самоедскому, или тавги. Так как первое было тщательно изучено мною еще прежде, то я и мог заняться почти исключительно одним только племенем тавги. Занятие это взяло, однако ж, у меня все время от конца июля 1846 до начала января 1847 года, проведенное мною в полярной стране в зимовьях Плахиной, Хантайке, Дудинке, Толстом Носе и др. Засим я снова отправился на юг к енисейским остякам и изучал их в течение всей остальной зимы. Весной 1847 года я был уже в Минусинском округе и занимался тут изучением разных уже отатарившихся остяцких и самоедских племен. В то же время шли своим чередом и археологические исследования: я раскапывал курганы, срисовывал надписи, собирал всякого рода старинные вещи и проч. Летом я перебрался через Саянские горы в Монголию и нашел там отатарившиеся племена как остяков, так и самоедов в особенности. Осенью я переехал из Минусинских степей в Канскую область, где почти все остальное время 1847 года изучал татар, коттов и самоедов (камассинцев). Зимой 1848 года сначала я жил в Нижнеудинске у карагасов, потом посетил тункинских самоедов и к весне перебрался за Байкал. Тут, в Селенгинской уже степи, исчезли все следы самоедов, и по инструкции я мог бы закончить свои странствования, но так как Забайкалье представляло много интересного как в археологическом, так и в этнографическом отношениях, то я и решился проехать до Нерчинска, откуда прошлым летом и начал, наконец, свое возвратное путешествие, так затянувшееся разными развивавшимися в дороге болезнями.