Путешествие в Сибирь 1845—1849

За ночь буря утихла, и к утру мы добрались до Магионских[63] юрт, находящихся при устье Магиона — небольшой реки, впадающей в Обь с правой стороны. Миновав их, я уселся на палубе и занялся рекой и дикими ее окрестностями. Но ни то, ни другое не представляло ничего нового, ничего необыкновенного. Все рукава и заливы реки были одинаково быстры, одинаково дики и пустынны. Всюду те же низкие, глинистые, обрывистые берега, поросшие вечным ракитником, и за ними луга, болота и глинисто-песчаные равнины. Для европейца Обь — пустынная и страшно однообразная река, наводящая тоску и грусть, но спросите о ней обжившегося здесь русского, и он скажет вам коротко, но многозначительно: «Обь — мать наша». Обратитесь с этим вопросом к седому остяку, который сидит у руля и, без сомнения, чтит еще веру и обычаи отцов своих, если он искренен, он непременно ответит вам почти так: «Обь — бог, которого мы чтим больше всех богов наших, к которому воссылаем самые теплые молитвы, которому приносим самые богатые жертвы». Для туземцев Обь — действительно подательница всех благ, и без нее, конечно, ни одно человеческое существо не поселилось бы в этой бедной стране. Итак, примиримся же и мы с Обью и утешим себя приятной надеждой, что близко, может быть, время, когда берега ее представят другие, более отрадные картины.

Подобные размышления занимали мою голову, когда громкий собачий лай возвестил о прибытии нашем к Лехлисовским юртам. Я вышел на берег и обошел все юрты, но не встретил ни одного живого существа, кроме нескольких привязанных собак. Остяки, верно, увидали меня еще издали и от страха скрылись в лес. Мы отправились далее к остяцкой деревне Ермаковой, проплыли в тот же день мимо Вонтпугольских и Вартуйских[64] юрт и ночью добрались до устья Ваха, который уже потому обращает на себя внимание путешественника, что он один из самых больших притоков Оби. Начинаясь далеко, в Енисейской губернии, он протекает, беспрестанно извиваясь, по крайней мере, 700 верст, а, по словам туземцев, около 100 верст, и на этом длинном пути принимает в себя множество притоков, из коих главнейшие Куль-Йоган, Сабун, Лавазин-Йоган и Калех-Йоган. Все эти притоки, за исключением только Лавазин-Йогана, впадают в него с правой стороны. Большая часть речной области Ваха пустынна, болотиста и безлюдна, берега низки и потому заливаются[65]. Нижнее течение его везде судоходно: суда с мукой, подымающие до 200 пудов груза, проходят по нем каждую весну до устья Сабун-Йогана, где в селе Ларьятском[66] устроены казенные магазины[67]. Меньшие суда ходят беспрепятственно до впадения Куль-Йогана, но верховья проездны только для небольших остяцких лодок, что, весьма вероятно, и заставило издавна уже бросить сообщение между Обью и Енисеем через Вах и Елогуй. Касательно населения речной области Ваха я узнал, наверное, только то, что в пределах Тобольской губернии оно состоит из остяков. По Куль-Йогану, вероятно, начинается уже самоедское население, но распространяется ли оно до верховьев Ваха, мне неизвестно еще. Вахские остяки[68] Тобольской губернии сходны по языку, обычаям и образу жизни с обскими выше Сургута. Они живут в юртах, построенных из бревен, бересты и торфа; промышляют звероловством и рыбной ловлей, не имеют ни лошадей, ни коров, но имеют зато небольшие стада оленей. Летом они живут близ самого Ваха, зимой же — в некотором отдалении от него.