– С меня-то все и пошло! – говорил он, чуть не плача. – Никто другой, а я должен был потребовать у Рыжего письмо с «Геновевы». Или пойти с ним и узнать, где он живет.
Нежно обняв за плечи своего незадачливого брата, Мария сказала печально:
– Не всякий может негодяя с первого взгляда раскусить! У нас в Фуэнтесе так и говорили: «Вор на свою дверь три замка вешает». Или еще так: «Кто каждого в плохом подозревает, тот сам плохой человек». Чтобы разобраться в них, нужно хорошую голову иметь!
Мария, закрыв лицо руками, вдруг заплакала.
– После похорон этой бедной Катаро страшно мне! Ведь я в первый раз такое узнала: сын свою родную мать задушил!
– Вы шли за гробом со всеми? – спросил сеньор Эрнандо озабоченно. – А что об этом толковали в народе? Не было ли подозрения, что мавр уехал, а сокровища свои в саду зарыл, поэтому, мол, и несчастье такое произошло?
– А кто, вы думаете, провожал гроб Марии Катаро? – спросил Таллерте. – Не видел я там людей в шляпах с перьями и в бархатных камзолах. Шли всё такие же, как я, – оружейники, да шорники, да чеботари. Разве что псам господним монахам могло такое прийти в голову… Это я о доминиканцах… Или о святых инквизиторах… Но если бы и нашлись охотники обшарить усадьбу Элькано, он их тут же отвадил бы! И инквизиторов не побоялся бы. Как-никак родич того Элькано, что земной шар вокруг объехал. Помните, как того в Севилье встречали? Королей и императоров так не встречают! А ведь главная-то заслуга не Элькано, а сеньора Магеллана была!.. Но сам Элькано человек богатый, но честный… Не смейтесь, сеньор Эрнандо, не все ведь честным путем богатеют! И надо думать – он человек сообразительный. Понял, чего хочет от него мавр, и не зря дал слово сторожку за семьей Катаро оставить…
В эту самую минуту Франческо открыл дверь библиотеки. Красные от бессонницы глаза, непривычная бледность… Сейчас сеньору Эрнандо Франческо показался даже постаревшим.
Поздоровавшись со всеми, Франческо вдруг произнес:
– Прежде всего хочу обратиться к тебе, Педро…
Педро Маленький, приосанившись, победоносно глянул на сестру: ведь это в первый раз товарищ по «Геновеве» назвал его не Педро Маленьким, а просто Педро!
– Так вот, – продолжал Франческо, – давай, Педро, вспомним, как на «Геновеве» относились к Рыжему. Да, мы знали, что он мелочен, жаден, завистлив, но не помню случая, чтобы он кого-либо ударил или толкнул… Мог ли кто-нибудь из всей команды подозревать, что Рыжий способен убить человека… А тем более – свою родную мать?
Педро Маленький очень долго думал и наконец отрицательно покачал головой:
– Нет, Франческо. Не знаю, как другие, но ни ты, ни я даже представить себе этого не могли!
– И приехал Рыжий в Севилью, – продолжал Франческо, – вызванный сообщением о том, что тяжело захворала его мать. Самое страшное произошло с Рыжим даже не тогда, когда он впервые услышал о золоте, закопанном в саду… Друзья мои, выслушайте меня внимательно: Рыжий заболел золотом! Оно ежедневно, вернее, еженощно ему снилось. И отец Энрике не напрасно так взволнован и огорчен… Большое счастье, что он не знает о том, что убил-то он, правда, по нечаянности, не преступника, а больного человека…
Эрнандо слушал своего друга с тревогой. Неужели Франчсско так потрясен, что утратил способность рассуждать разумно?
Франческо не надо было объяснять, какие мысли волнуют его друга. Он слишком хорошо подмечал все изменения в настроении Эрнандо.
– Не волнуйтесь за меня, – сказал он ласково. – Дослушайте до конца, и вы поймете правильность моих выводов… Вы, я вижу, хотите мне задать вопрос? Спрашивайте!
– А уверены ли вы, – спросил Эрнандо, – что Катаро был не в своем уме? Как же у него хватило догадливости скрыть от Педро Маленького место своего пребывания, не передать ему письма капитана или пилота, уверить его, что все вы трое отпущены в Севилью на три месяца?..