— Кто знает... — пожал плечами Альберт. — Я никогда не был женат на русской.
— О, Вы многое упустили, Берти! Я сам не понимаю, почему цари и императоры начали брать в жены немецких принцесс, когда вокруг полно прекраснейших княжон. Наверное, оттого, что эти княжны предпочитают иностранцев.
Трелони заинтересованно изогнул бровь. Федор усмехнулся и потер ладоши.
— Скажите, мистер, а Вы лорд? Или, как минимум, виконт?
— Виконт, — кивнул англичанин. — Но это не так уж важно, как мне кажется.
— Ну, это невелика беда, — махнуло рукой привидение. — Вы только об этом не говорите: русские княжны обожают европейских иностранцев. В отличие от вашего друга, у Вас есть шанс. Княжны знают, что у американцев нет лордов и графов, а на что им богатый предприниматель, если он не может обеспечить им прогулку в экипаже, и чтобы в отелях и ресторанах к ним обращались «Ваше Сиятельство»? Глупенькие девочки, которым с рождения прививают любовь к аристократам! Но будь они все охотницами за деньгами, они бы вытеснили всех этих американок! — сказал он и рассмеялся.
Трелони глубокомысленно кивнул и вытащил из гардероба тройку кофейного цвета с пуговицами, половина которых была из серебра, а другую половину было не отличить от серебра. Альберт долго сравнивал ее с черным костюмом и в конце концов решил, что кофейный цвет не так сильно подчеркивает его начавшую проступать седину. Мужчина взмахнул палочкой, облачая себя в костюм.
— Так Вы советуете мне привезти из России невесту? — усмехнулся он.
— А почему бы и нет? — спросил призрак. — Это куда интереснее, чем привезти с собой матрешку или балалайку. Тем более, что у Вас есть шанс. Ох, русские никогда не разбирались в аристократах, — покачал головой Федор.— Вот помню, наняла моя женушка Бургундского барончика воспитывать нашего сына. Наболтал нам, что он в России в поисках политического убежища, и моя добродушная супруга пожалела его. Не знаю, чему он учил нашего сына, но мальчишка был доволен; а когда его светлость обрюхатил крестьянку и чуть не был распят всей деревней, мы и узнали, что он был любовником на содержании баронессы и теперь спасался от ее супруга. Но, что уж, я как настоящий хозяин оказал услугу сестре своей жены и отдал этого парнишку ей. Она была в восторге и поставила его распоряжаться своей деревней. Чего там этот черт городил! А она не нарадуется, говорит: «Зато все по-французски», — сказал он и зашелся повизгивающим смехом. Трелони уже в который раз закатил глаза, думая, как бы выпроводить это привидение. Но Федор очень тонко уловил его намерение. — Ладно, мой дорогой лорд, я дал Вам совет — Ваше дело им воспользоваться.
С этими словами он исчез. Трелони задумчиво покачал головой и взглянул на часы. На сборы ему оставалось около двух часов; к тому же, скоро на его пороге должен был снова появиться Грейвз, а это значило, что ему оставалось около двадцати-пятнадцати минут на самокопание. Альберт никогда не гнался за личной жизнью: человеку вроде него, связанному с политикой, лучше было не иметь привязанностей, хотя это убеждение часто вызывало жалостливые взгляды со стороны его коллег. Тем не менее, мужчина считал, что отсутствие постоянной тихой гавани давало ему больше свободы, чем многим другим дипломатам. По крайней мере, он мог позволить себе не томиться от печали по домашним пирогам сладкой женушки во время переговоров. Он считал брак такой же сделкой, как мирный договор, и в своей жизни он заключил столько подобных сделок, что слишком хорошо знал, сколько малоприятных мелочей таится за простыми и ясными формулировками. Нет, уж кто-кто, а Альберт Трелони не позволит сыграть с собой в игру, в которую он сам играет с малых лет. Все эти обязательства и уловки... мужчина прислушался к ощущению собственного одиночества и нашел его достаточно комфортным для дальнейшего существования. Даже перспектива возможного увольнения из министерства не вызывала в нем желания как можно скорее найти себе спутницу жизни и привязать ее к себе. Мужчина тряхнул головой и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Он без зазрения совести мог сказать, что выглядит прекрасно: он еще молод, хорошо сложен, изящен и учтив — и вся эта роскошь была в расположении только его одного. Но в то же время вместе с гордостью он ощутил щемящую скрипучую боль одиночества, точно его прижали тяжелой дверью, и некому помочь ему выбраться. Мужчина отвернулся от зеркала и вытащил из кармана пиджака, лежавшего на кровати, письмо княжны.