Путешествие в Тянь-Шань

Снявшись с привала, мы перешли несколько речек и около часа полдневали на реке Чулпане, а потом опять тронулись в путь и к 3 часам пополудни дошли до реки Джеты-огуза, где и остановились на ночлег. Здесь мы встретили немало мужчин, женщин и детей, а при них были несколько лошадей и быков и три юрты. Это были богинские пленники, отпущенные сарыбагишами, бежавшими с пашен и арыков, аннексированных ими у богинцев после их поражения.

Вид с нашего ночлега к югу через ущелье Джеты-огуза на Тянь-Шань был восхитительный. Белоснежный двурогий Огуз-баш замыкал долину на юге и имел сходство с горой Юнгфрау Бернских Альп, но был еще оригинальнее и великолепнее как по своей форме, так и по своей белизне.

Так как вечер еще не наступил, я успел заглянуть в Джетыогузскую долину, вторую из тянь-шаньских долин, мной посещенную. Обнажений горных пород я не встретил и ограничился тщательным осмотром валунов, нанесенных рекой. Между ними встретились те же граниты, как и в ущелье реки Ак-су, сиениты, крупнозернистые диориты, габбро, серые известняки, черные и красные порфиры, в небольшом количестве гнейсы, песчаники, амфиболиты, роговообманковые сланцы и брекчии, но вулканических пород не оказалось. Ущелье Джеты-огуза густо заросло кустарниками: черным барбарисом, иргаем (Cotoneaster nummularia), бояркой (Crataegus pinnatifida), жимолостью (Lonicera tatarica) и шиповником (Rosa cinnamomea). Все это было перевито красивым клематисом (Clematis soongorica).

По возвращении к своему биваку мы насладились обширным и великолепным видом к югу на необозримое синее озеро, а за ним – на высокую стену южной цепи Заилийского Алатау (Кунгей Алатау), состоящую из целого ряда кулис, выступающих непрерывным снежным гребнем. Солнце уже склонялось к вечеру, над Кунгеем носились темные облака, эффектно освещенные солнечным закатом. В то время когда снежные вершины Кунгей Алатау уже начали загораться своим альпийским мерцанием (Alpengl"uhen), мягкие куполовидные предгорья были облиты таким светом, который уподоблял их светлому дыму или облаку, как будто все эти горы горели и дымились.

11 июня мы вышли с нашего ночлега и, перейдя Джеты-огуз, начали подниматься на седловидное предгорье, отделяющее главный хребет Тянь-Шаня от передовой его цепи, которую каракиргизы называли Оргочор. Поднявшись по наклонной плоскости, мы шли далее к западу-юго-западу уже в одном уровне и верст через двенадцать дошли до реки Большая Кызыл-су. Вправо от нас открылся великолепный вид на синее озеро и на его красивую четырехугольную бухту, защищенную косами: в нее впадали реки Большая и Малая Кызыл-су. Налево был чудный вид на главную цепь Тянь-Шаня с ее непрерывным рядом снежных вершин. На дороге нам попалось несколько могил и курганов.

Далее верст через пять мы перешли через Малую Кызыл-су а еще далее мы вышли уже на ту реку Зауку, на которой находился знаменитый горный проход (перевал) через главный гребень Тянь-Шаня, ведущий в Кашгарию и в Фергану.

Перед входом в Заукинскую долину мы встретили 15 богинских всадников. Это был маленький разведочный отряд, посланный Бурамбаем для обследования места кочевьев младшего манапа сарыбагишского племени по имени Тюрегельды, который по своей предприимчивости и храбрости был самым опасным врагом богинцев. Разведочная их баранта не удалась: она возвращалась домой без всякой добычи, но в смысле разведки была очень успешна: она приносила утешительные для меня известия о том, что Тюрегельды кочевал далеко от Заукинского перевала в малодоступных и более западных долинах Тянь-Шаня, хорошо защищенных от возможных нападений богинцев. Мое восхождение на Заукинский горный проход я мог считать достаточно безопасным, хотя Тюрегельды хвастался, что постарается захватить в плен русского «улькунтюре» (большого начальника), как называли меня каракиргизы.

После встречи с богинскими всадниками я направил – уже без всякого опасения – весь свой отряд по указанной ими дороге прямым путем к Заукинскому горному проходу, сам же налегке, только в сопровождении моего неотлучного спутника – казака-переводчика, а также начальника встреченной нами богинской разведочной партии, пользовавшегося особенным доверием Бурамбая, занялся обстоятельным осмотром окрестной местности, которая оказалась одинаково интересной как в геологическом, так и в историческом отношении.

Урочище, по которому мы вышли на реку Зауку, называлось Кызыл-джар. Свое название «Красный яр» оно получило от огромного обнажения довольно слабого красного песчаника, наполненного валунами и расположенного красивыми пластами с ясным простиранием от востока к западу и падением 15° к югу. Эта интересная горная порода и есть очень древний по своему происхождению иссык-кульский конгломерат, найденный мной, таким образом, впервые на расстоянии более двадцати верст от озера и на немалой высоте над его уровнем.