Путешествие в Закудыкино

Парни, те живой огонь добывают. В одном берёзовом бревне (как известно береза олицетворяет девичью суть) вырезали углубление, а другую палку, заостренную на конце и установленную в углублении том, с силой раскручивать начали, извлекая трением жар пламени. Было не сложно догадаться, какую символику они изображают, какой огонь и каким трением разжигают в стройном теле берёзки-девицы. Разгорелся живой жар в теле дерева – разыгралась страсть и в телах людских. Пришло время в общий круг становиться и передавать чарку по кругу, наполненную хмельным напитком, чтобы каждый слово доброе сказал над этой чаркой и подтвердил слова свои, пригубив из неё. Праздник кипит, заходится от избытка возбуждения в разогретых не то огнём, не то чаркой хмельной, не то ещё чем молодых, полных жажды жизни телах. Тут и игры поцелуйные, и хороводы, и кадрили – каждый свою Любовь ищет, а кто нашел, тот веселится от души в плясках и забавах. Для обрядовой части праздника изготовили куклы-чучела Купалы и Костромы, или Ярилы и Марены. Куклы сделали из травы и палок, причем у Костромы палка внизу раздваивается, а у Ярилы непременно торчит сук, как символ мужского достоинства неимоверных размеров, к которому молодые лимоны подвешены. Оно и понятно – ведь там вся сила и ярость мужская сосредоточена. Впрочем, сила эта проявится, а после пойдёт на убыль к зиме – потому Ярилу хоронят на ритуальном костре. Парни несут чучело и живой огонь для костра, а девки ревут и причитают, прощаясь с ним. Да всё норовят к его достоинствам припасть в поцелуе, а лучше того, лимоны стащить символические, должно быть, на удачу в любовных делах. Попричитали-поплакали, тут и шутки пошли, дескать, нечего девкам реветь по чучелу, лучше пусть с парнями пляшут – ведь вся сила ярая к ним перешла! И снова песни, пляски, хоровод закрутился…. Пока парни соревновались в красноречии, выдумывая шутки поострее, девки пошли к чучелу Костромы, ведь её будто свою девичью честь защищать надо. Парни, узнав про это, распоясались, да ещё и порты поскидавали, для пущего устрашения. Шумят, девок пугают. А те сжались вкруг Костромы, крапивой вооружились, стоят, трясутся – и страшно, и весело. Парни будто слились в одно целое, и такой силой от них веет, такой ярой весёлостью, что дух захватывает. Несутся навстречу – один раз набегут и отступят, второй, третий…, наконец, будто волной сносят девок, растаскивают, отбирают Костромушку и топят в реке, довольные победой и тем, что девушек потискали. Веселье!

Потом большой костёр зажгли, будто Солнце на землю спустилось. Раскрутили его хороводом:

А в нас седня Купала Не девка огонь клала Сам Бог огонь раскладал…

Завели вокруг игры, пляски – кто песни поёт, кто на гуслях, на рожках играет, а кто-то… уже цвет папоротника ищет…. Как огонь поутих немного, тут уж главное развлечение праздника – прыжки через костёр. Верят, что если прыгнуть половчее, то будет хорошее здоровье; если удачно перепрыгнут через пламя влюблённые, то они скоро обручатся. Чего только молодежь не вытворяла! И по трое, и по четверо прыгали, и гребёнкой, и кувырком! И даже по углям ходили! Потом огненное колесо в воду спустили, как символ поворота солнца на зиму. Свечи по реке поплыли, объединяя стихии огня и воды.

Я бродил среди праздничного веселья, напряжённо всматриваясь в лица разгорячённых дев, и ища в них знакомые, милые сердцу черты. Девушки на моё повышенное к ним внимание реагировали по-разному: кто стыдливо опускал глаза, покрываясь краской смущения, будто застигнутая в прибрежной тени плакучих ив одинокая купальщица; кто наоборот, взрываясь негодованием, отстранялся и убегал прочь от навязчивых глаз чужого. Но основная масса «русалочек», ничуть не смущаясь присутствием постороннего, да к тому же одетого не по-Купальному, набрасывалась на меня и настойчиво, но впрочем, дружелюбно пыталась вовлечь в общее веселье. Я не особо сопротивлялся, понимая, что став для них своим, смогу быстрее и легче отыскать Настю. Постепенно я втянулся в атмосферу праздника. Позволял кропить себя свежей прохладной росой, прыгал вместе со всеми через костёр, даже несколько раз не отказался от предложенной мне чарки молодой хмельной бражки, веселящей сердце и пьянящей разум. Но ни на секунду не отвлекался от своей основной цели.

Насти нигде не было видно, то ли из-за многолюдности и общей кутерьмы праздника, то ли её вообще здесь не было. А может, она следила за мной со стороны, специально не попадаясь на глаза, оставаясь для меня всё время в тени и радуясь своей победе, своему значению, которое она неожиданно приобрела. Что было очевидно, раз я так настойчиво ищу её. Во всяком случае, мне очень хотелось так думать, потому что это существенно увеличивало шансы вновь обрести её. О Женщина! Коварство – имя твоё! Коварство и Любовь!