– Петрович, ты что, своих не узнаёшь? – бодро и даже воодушевлённо, радуясь встрече со знакомыми, проговорила Настя. Она выскочила из автомобиля и побежала вприпрыжку к казаку, на ходу обращаясь к нам, приглашая последовать её примеру и выйти из машины. – Ребята, это свои, наши, закудыкинские!
Мы не стали ждать третьего приглашения и повиновались.
– А, Настёна! Привет, стрекоза, – всадник выпрямился в седле, улыбаясь в густую бороду, и подал знак остальным двум, что всё в порядке. – Ты как тут оказалась? Оттуда? На каникулы прилетела? Санько, ты погляди, кого встречаем! Невеста твоя! А как похорошела-то за год – ни дать, ни взять, Марья-царевна! Смотри, Санько, как обещал, сватать невесту меня чтоб позвал!
Двое спешно подъехали к машине и соскочили с коней. Один из них, совсем ещё молодой, безбородый юноша, держал теперь своего скакуна за узду, гладил его густую длинную гриву, то и дело бросая в сторону Насти недвусмысленные счастливые взгляды.
– Вот ещё… Скажешь тоже… – засмеялась девушка. – Ты, Петрович, всё торопишься, всё меня с рук сбыть норовишь. Привет, Санько, рада тебя видеть. Учти, Петрович, проторгуешься, вот выйду замуж, тебя на свадьбу не позову.
– Ха-ха-ха! Вот стрекоза! – засмеялся в голос казак. – Так без меня же ни одной свадьбы, ни одних крестин не проходит, я ж почитай у половины села в посажённых да в крёстных отцах числюсь. И ты вот моя крестница – мне тебя и замуж выдавать. Нет, стрекоза, никак тебе меня не обойти, – и, слезая с коня, снова засмеялся по-доброму, по-отечески.
Мы с водителем стояли отдельно, чуть поодаль и наблюдали, как Петрович с Настей по-свойски троекратно поцеловались, затем она поздоровалась за руку с Саньком, как со старым, проверенным другом детства. А тот лепетал что-то невнятное, путая слова, и, непрестанно смущаясь, буквально поедал её глазами, никак не мог наглядеться. Настя казалась безразличной к его взглядам, но всё же за деланным равнодушием не смогла скрыть того, что ей такое внимание было приятно. Что ж, она женщина, и этим всё сказано.
Сцена радостного сретения длилась недолго, всего минут пять, может семь, но за это время о нас, казалось бы, совершенно забыли.
– А это кто ж такие? – наконец-то вспомнил о незваных гостях Петрович и посмотрел в нашу сторону.
– Это? А-а-а, ЭТО… – проговорила она со значением, будто собиралась представить им самого Государя Императора. Настя подбежала ко мне, взяла под руку, прижалась крепко и, склонив головку на моё плечо, заявила многозначительно. – А это мой жених! Прошу любить и жаловать! Вот привезла с родителями познакомить… – она подняла голову и посмотрела мне в глаза счастливым искрящимся взором, – … а может и свадьбу тут сыграем, а? Как ты, дорогой, не против? Раз уж Петрович в посажённые отцы просится. Как, Петрович, не передумал ещё?
Сообщение это повергло всех если не в ступор, то в замешательство по крайней мере. Улыбки как-то вдруг покинули лица казаков, Петрович замялся, зашёлся внезапным приступом кашля и, откашлявшись, медленно перевёл растерянный взгляд от нас на Санька и обратно.
– А я … штож … я не отказываюсь … я завсегда, коли так, – проговорил он, почёсывая затылок, но было видно, что затея эта его не особенно радует.
Что касается Санька, то он стоял, понурив голову и держа за узду своего скакуна, не зная видимо, что ему сделать, то ли прикинуться безразличным или даже радостным за свою школьную подругу, то ли расплакаться, не в силах сдерживать больше юношеское горе, то ли вообще провалиться сквозь землю. Третий казак за всё время не проронил ни слова, будто и не было его вовсе. Наконец незадачливый воздыхатель поднял глаза от земли и посмотрел прямо на меня, прямо вглубь, внутрь, отчего мне вдруг стало не по себе.
– Ты что это?… Чего вдруг выдумала?… Какой я тебе жених? – впервые за всё это время заговорил я, стараясь быть правильно понятым всеми. И этими вооружёнными людьми – мол шутка это, мол пошутила Настя, она ведь такая непредсказуемая … ну вы же сами знаете; и самой Настей – мол чего так сразу-то? … куда торопиться?… только вчера и познакомились-то … погуляем, дескать, приглядимся друг к другу…
Настя отпустила мою руку, не отводя взгляда, отступила на пару шагов назад, глаза её вдруг потеряли блеск и подёрнулись едва заметной почти прозрачной поволокой, а по щеке покатилась, сверкая, лунная искорка слезинки.
– Настя, ты что? Обиделась? – не зная, что сказать, не имея нужного, необходимого в таких случаях запаса слов, но не давая воли говорить сердцу, залепетал я. – Ну подумай сама, куда нам торопиться? Разве я не прав? Разве нам и так не было хорошо?
– Да. Было, – еле слышно ответила она, потом повернулась и медленно пошла прочь.