Путешествие вокруг дикой груши

– Ну как вам понравился сад?

Девушка рассыпалась в похвалах, дескать, такого огромного сада она еще никогда не видела, чтобы столько разных деревьев было, а розы какие красивые, только вот… Она осеклась, но, подбадриваемая отцом, все же выдавила из себя, что огород у нас страшно запущен, но это, мол, поправимо, она вскопает его, по весне засеет, и не надо будет об овощах заботиться. Мать – она уже накрывала, – заслышав об огороде, решительно воспротивилась, заявив, что хватит с нее готовки да стирки-уборки, хорошо, если с этим справляться будет, а огород нам не нужен.

Категорический отказ матери девушку огорчил, и она все пыталась нас убедить, что не так уж и много времени он отнимет и что ей огород не в тягость будет, а в удовольствие.

На столе было шесть приборов. И пять стульев вокруг стола. Шестую тарелку мать поставила напротив лестницы. Мы сидели уже на обычных своих местах, только Сидике все бродила как неприкаянная между кухней и «столовой»: то соль принесет, то пожелтевшие зубочистки неизвестно где откопает и тоже на стол их поставит.

Бабка, неподвижно уставясь в тарелку, молча хлебала суп. Дед сидел во главе стола. К его молчаливости мы привыкли, у него была астма, и чем больше она его донимала, тем реже мы слышали его голос; только ввалившиеся глаза по-прежнему живо поблескивали на изможденном лице старика.

– Да сядьте же вы, – сказала мать девушке.

– Нет, нет! – запротестовала она. – Я на кухне поем, когда вы откушаете.

Я радовался, видя, как быстро слетает с нее самоуверенность.

– Вот ваше место! – шутливо скомандовала мать. – Вы что же думаете, что вас тут объедками будут кормить?!

Сидике, вконец стушевавшись, села на ступеньку, сняла тарелку со стола и пристроила ее себе на колени. Теперь не сдержался отец:

– Да ешьте спокойно. Ведь вы не прислуга у нас… отныне вы член семьи.

Сидике поставила тарелку на стол, но, чтобы дотянуться до нее, ей всем телом пришлось податься вперед. Ложку она держала, зажав в кулаке, и ела прихлебывая.

Наступила глубокая тишина. Родители хранили молчание. Только ложки позвякивали о края тарелок, да падали с тихим всплеском капли, срываясь с ложек, да Сидике с шумом втягивала губами суп. Звуки эти показались мне необычными. Я вскоре сообразил почему. До меня вдруг дошло, что я никогда не услышу больше, как обсуждают свои дела родители, и оборвется та тонкая ниточка, которая еще связывала меня с ними. А Сидике у меня над ухом, ни о чем не догадываясь, с шумом втягивала губами суп. Кроме этого звука, я уже ничего не слышал. Машинально поднося ко рту ложку и пристально глядя при этом на мать, я пнул под столом девушку по ноге.

С перепугу она уронила в суп ложку. Суп брызнул мне на лицо.

– Извини… – повернулся я к ней, улыбаясь.

7

В пижаме и босиком я на цыпочках тихонько подкрался к Сидике и замер у нее за спиной. Она дошла уже до порога и, склонившись над плитками пола, выковыривала что-то из щели.

– Что ты делаешь?! – крикнул я. Она вздрогнула и бросила тряпку на пол.

– Не видишь? – спросила смятенно, но потом рассмеялась. – Напугал ты меня.

– Что, душа в пятки ушла?

– Даром что не пугливая.

– Может, и темноты не боишься?

– Нет. У нас электричества нету. Мне только на кладбище страшно бывает.

– А я и на кладбище не боюсь. Да нигде.

– Ты же парень. Тебе и не надо бояться, – сказала Сидике, выполаскивая в ведре тряпку, потом вылила воду и задвинула ведро под раковину. – Готово, – выпрямилась она. – А ты почему не спишь?

– Уснуть не могу, потому что… ты не сердись, что я тебе по ноге попал… так получилось… – невинно прикрыл я глаза ресницами, радуясь про себя, что говорю это так спокойно.

– Пустяки, мне вовсе не больно было, это я с перепугу ойкнула.

– Хочешь, я тебе в ванну воды напущу? – спросил я.

– Не надо, я так помоюсь.

– А мы всегда в ванне моемся. Сейчас приготовлю. – Я прошел в ванную и надел оставленные там тапочки.

Сидике вошла следом.

– Вот, смотри, – показал я на газовый бойлер, – как зажигать надо. Сперва воду пускаешь, потом открываешь газ, а как ванна наполнится, то сначала закроешь газ, потом воду. – И несколько раз заставил ее попробовать. Когда вспыхивала горелка, она вздрагивала. Наконец ванна была готова.

– Ну, иди, – сказала она смущенно, – я раздеваться буду.

– Я и здесь могу постоять.

– Нет, не можешь.

– Мне мама всегда разрешает.

– А я нет… ну, иди же… слышишь… – упрашивала она меня.