Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

22 декабря. Утром я отправился на прогулку, но вскоре убедился, что местность весьма труднопроходима. Все холмы густо заросли высоким папоротником, к которому присоединялся еще низкий кустарник, растущий как кипарис; очень мало земли расчищено или обработано. Тогда я попробовал идти по низкому морскому берегу, но с обеих сторон путь мне был вскоре прегражден маленькими и узкими солоноводными заливами или глубокими ручьями. Сообщение между жителями различных частей бухты поддерживается (как и на Чилоэ) почти исключительно на лодках.

Я с удивлением обнаружил, что почти все холмы, на которые я поднимался, некогда были более или менее укреплены. В вершинах были высечены ступени или следующие одна за другой террасы, нередко защищенные глубокими траншеями. Впоследствии я заметил, что и в глубине страны главные холмы имели те же искусственные очертания. Это так называемые па, упоминаемые Куком под названием хиппа: разница в произношении связана со стоящим перед словом артиклем.

О том, что этими па много пользовались в былые времена, свидетельствовали кучи раковин и ямы, в которых, как мне сообщали, обыкновенно хранили запас бататов. Так как воды на этих холмах не было, их защитники не могли бы выдержать длительной осады, а в состоянии были, пожалуй, отражать только внезапные набеги с целью грабежа, против которых поднимающиеся друг за другом террасы должны были служить неплохой защитой.

Повсеместное введение и употребление огнестрельного оружия в корне изменило систему ведения войны, и открытая позиция на верхушке холма стала теперь не только бесполезной, но даже, наоборот, вредной. Поэтому в настоящее время па строят всегда на каком-нибудь ровном участке. Они представляют собой двойной частокол из толстых и высоких столбов, расставленных по зигзагообразной линии так, чтобы любое место ее можно было прикрыть с фланга.

Внутри частокола насыпается земляной вал, за которым защитники могут в безопасности отдохнуть или же стрелять из-за него. Иногда через этот бруствер на уровне земли идут небольшие сводчатые ходы, по которым защитники могут выползти к частоколу на разведку врага. Преподобный У. Вильямс, рассказавший мне обо всем этом, добавил, что в одном па он заметил что-то вроде отрогов, или контрфорсов, отходящих от внутренней, т. е. защищенной, стороны земляного вала. На вопрос об их назначении вождь ответил, что если двух-трех его людей убьют, то их соседи не увидят мертвых тел и не падут духом.

Новозеландцы считают эти па весьма совершенным средством защиты, потому что войско нападающих никогда не бывает настолько дисциплинированным, чтобы всей массой ринуться к частоколу, срубить его и проникнуть внутрь. Когда племя отправляется на войну, вождь не может приказать одному отряду идти туда-то, а другому сюда, каждый сражается так, как ему больше нравится; приблизиться же к частоколу, защищенному огнестрельным оружием, в одиночку каждому, безусловно, должно показаться смертельно опасным. Мне кажется, нигде в мире не найти расы более воинственной, чем новозеландцы.

Об этом свидетельствует, в частности, их поведение в тот момент, когда они впервые увидели корабль; как пишет о том капитан Кук, они встретили такой огромный и невиданный предмет градом камней и вызывающе кричали: «Сойдите на берег, и мы убьем и съедим вас всех», что говорит об их необыкновенной храбрости. Этот воинственный дух проявляется во многих из их обычаев, даже в самых мелких поступках. Если новозеландца ударить, пусть даже в шутку, он должен возвратить удар; я наблюдал такой случай с одним из наших офицеров.

В наши дни благодаря успехам цивилизации войн ведется гораздо меньше, и только некоторые южные племена продолжают воевать между собой. Мне передавали один характерный случай, происшедший несколько времени тому назад на юге. Один миссионер обнаружил, что какой-то вождь и его племя готовятся к войне: ружья были вычищены до блеска, снаряжение приведено в готовность. Миссионер долго толковал о бесполезности войны и о незначительности повода к ней. Вождь был сильно поколеблен в своем решении и, по-видимому, сомневался; но в конце концов ему пришло в голову, что у него целый бочонок с порохом в плохом состоянии и вскоре станет вовсе негодным.

Это было представлено как неопровержимый довод в пользу необходимости немедленного объявления войны: о том, чтобы такое количество хорошего пороха пропало даром, не могло быть и речи, и это решило вопрос. Миссионеры рассказывали мне, что у Шонги, вождя, посетившего Англию, страсть к войне была единственной и постоянной побудительной причиной любого поступка. Племя, в котором он был главным вождем, одно время терпело много притеснений со стороны другого племени, с реки Темзы[314]. Мужчины дали торжественную клятву, что когда их сыновья вырастут и будут достаточно сильны, то никогда не забудут и не простят этих обид.