Стремление выполнить эту клятву и было, по-видимому, главной причиной, побудившей Шонги поехать в Англию, и, находясь там, он только этой мыслью и был занят. Подарки он ценил только такие, которые можно было превратить в оружие; из ремесел его интересовали лишь те, что были связаны с производством оружия. В Сиднее Шонги по странному стечению обстоятельств встретил в доме м-ра Марсдена вождя враждебного племени с реки Темзы; враги вели себя один в отношении другого вполне вежливо, но Шонги сказал своему врагу, что, вернувшись обратно на Новую Зеландию, он обязательно перенесет войну на территорию противника. Вызов был принят, и по возвращении Шонги в точности исполнил свою угрозу. Племя на реке Темзе было разбито наголову, а вождь, которому был брошен вызов, убит. Хотя Шонги так глубоко таил ненависть и жажду мщения, говорят, что человек он был добродушный.
Вечером я отправился с капитаном Фицроем и м-ром Бейкером, одним из миссионеров, в Корорадику; мы прогулялись по этой деревне, видели многих жителей – мужчин, женщин и детей – и разговаривали с ними. Глядя на новозеландца, невольно сравниваешь его с таитянином – оба принадлежат к одной и той же семье рода человеческого. Сравнение это, однако, говорит далеко не в пользу новозеландца. Быть может, он и энергичнее, но во всех иных отношениях стоит гораздо ниже. Достаточно мельком сравнить выражение их лиц, чтобы прийти к убеждению, что один из них дикарь, а другой цивилизованный человек.
Напрасно было бы искать по всей Новой Зеландии человека с наружностью старого таитянского вождя Утамме. Несомненно, необыкновенная манера татуировки, принятая здесь, придает лицам какое-то неприятное выражение. Сложные, хотя и симметричные узоры, покрывающие все лицо, озадачивают и вводят в заблуждение непривычный глаз; кроме того, вероятно, глубокие надрезы, нарушая игру поверхностных мышц, производят впечатление какой-то неподвижности в выражении лица. Но помимо всего этого блеск их глаз не может означать ничего другого, кроме хитрости и жестокости. Фигурой они высоки и массивны, но лишены того изящества, каким отличается рабочий люд на Таити.
И сами они, и дома их страшно грязны и противны; мысль о том, чтобы помыть тело или выстирать платье, по-видимому, никогда не приходит им в голову. Я видел одного вождя, который носил совершенно черную, покрытую слоем грязи рубаху и, когда его спросили, каким образом она стала такой грязной, с удивлением ответил: «Разве вы не видите, что рубаха старая?» Некоторые из них носят рубашки, но большей частью их одежду составляют одно или два больших одеяла, обыкновенно черные от грязи: их набрасывают на плечи очень неудобным и неуклюжим манером. Несколько главных вождей имеют приличные английские костюмы, но надевают их только в особых случаях.
Подобная гордость уже начинает выводиться, но прежде вождь скорее умер бы, чем унизился до того, чтобы нести хоть малейшую поклажу. Мой спутник был легкий, подвижный человек, одетый в грязное одеяло, и с лицом, сплошь покрытым татуировкой. Некогда это был великий воин. Он и м-р Бушби были, по-видимому, искренне расположены друг к другу, но в свое время не раз отчаянно ссорились. М-р Бушби заметил, что часто спокойное ироническое замечание заставляет умолкнуть любого из туземцев, когда тот уж очень разойдется. Этот самый вождь пришел и обратился к м-ру Бушби, хвастливо разглагольствуя: «Великий вождь, великий человек, мой друг пришел ко мне в гости, вы должны дать ему хорошо поесть, хороших подарков» и т. д. М-р Бушби дал ему закончить свою речь и тогда спокойно ответил что-то вроде: «Что еще прикажете вашему рабу?» Тут вождь с чрезвычайно комичным выражением на лице оборвал свое бахвальство.