Путешествие восьми бессмертных

Целый день юноша сидел в отдельной келье, перечитывая свое сочинение, хоть он и написал его за полчаса. Кажется, все тексты верны, иероглифы написаны красиво, тона в стихотворениях соблюдены…

Юноша шутя выдержал экзамен и получил степень сю-цай’я — студента, которая уже открывала доступ к государственной службе, хотя Спящему Дракону было только четырнадцать лет. А сколько людей всю жизнь держат экзамены, добиваясь этого звания, — и все напрасно!

Через три года в Хан-чжоу приехал из Пекина экзаменатор по фамилии Го, для производства испытания студентам, желающим получить степень цзюй-жэня. Рассказывали, что этот Го отличается невероятной строгостью; что экзаменоваться у него — все равно что иголкой поле пахать.

Но учитель заставил Сюя идти на экзамен.

В этом году из Су-чжоу и Фу-чжоу собралось в Хан-чжоу около восемнадцати тысяч студентов. Экзамены, действительно, были очень строгие: выдержали только сто пятьдесят пять человек⁵⁹.

Но сочинение Сюя на изречение Конфуция: «Ученье без размышления — бесплодная работа; размышление без ученья — умственная смерть» — так понравилось экзаменаторам, что Сюй единогласно был признан цзе-юанем, т. е. первым цзюй-жэнем…

Ему было только 20 лет, когда он, по настоянию старого Се — своего учителя, — приехал в столицу держать экзамен на цзин-ши. Се, гордившийся успехами своего ученика, приехал с ним.

Экзамен, по обыкновению, прошел блестяще, и Сюй получил степень хуй-юань — т. е. первого цзин-ши.

Юноша был подавлен, почти испуган своими успехами; и если бы не Се, то он уехал бы домой тотчас после экзамена. Но старый учитель, глубоко уверенный в своем ученике, заставил последнего согласиться на добавочный экзамен во дворце, в присутствии самого Сына Неба.

С трепетом явился юноша на «чао-као», т. е. на «придворный экзамен»; с благоговением получил он тему, написанную самим «десятитысячелетним повелителем», — но она показалась ему совсем легкой, и он без всякого усилия написал блестящее сочинение, где выказал и нежность чувства, и твердость сердца, и силу ума, и возвышенность духа.

На другой день в залах дворца император устроил роскошный пир в честь нового чжуань-юаня, первого ученого во всей Поднебесной. Император долго беседовал с Сюем, поражаясь умом и богатством знаний у такого молодого человека.

— Что вы намерены предпринять, — спросил император, — прежде, чем вы приступите к исполнению своих обязанностей на том ответственном посту, который мы хотим вам предложить?

— Великий Государь, — отвечал Сюй, — я — ваш; но еще прежде я принадлежал отцу с матерью. Поэтому прежде, чем Ваше Величество найдет применение моим ничтожным способностям, я хотел просить разрешения пойти поклониться гробу матери и проститься со стариком-отцом.

Как ни хотелось императору не отпускать от себя чжуань-юаня, но — долг перед родителями прежде всего⁵⁴: и Сюю было разрешено вернуться в Хан-чжоу.

Молодой ученый отправился в Хан-чжоу не прямой дорогой, а через Чжэнь-цзян, чтобы увидеть своего отца.

Сильно забилось сердце юноши, когда, приближаясь к Чжэнь-цзяну, он увидел необозримую гладь Великой реки, на востоке и на западе сливающуюся незаметно с небом; а на юге чуть виднелся противоположный берег, едва оттененный виднеющимися вдали бледно-лиловыми пологими холмами. Прямо перед ним из могучих недр гигантской реки высилась Золотая Гора, похожая больше на искусственное сооружение, чем на остров. На вершине ее по-прежнему сверкали и переливались в лучах яркого солнца прихотливые крыши буддийского монастыря, в котором, как это знал Сюй, уже семнадцать лет безвыходно живет его отец…

Монах — монастырский перевозчик быстро перевез юношу на Золотой Остров. Сюй поднялся на вершину по крутой лестнице с вырубленными в скале ступенями и постучал в обитые медными листами ворота.

Привратник в черной порыжелой рясе, с бритой головой и добрыми, мечтательными глазами, окруженными целой сетью морщин, приотворил немного ворота.

— Здравствуйте, старый наставник, — сказал Сюй. — У меня есть дело в вашем монастыре!

Монах впустил его во двор, где стояла группа монахов в ожидании вечерней службы, и тщательно запер ворота, ведущие в грешный мир.

— Позвольте узнать, господин, какое у вас дело, чтобы я мог доложить настоятелю, — сказал привратник.

— Я хотел бы видеть наставника Ханьвэня.

— Ханьвэня? Я его не знаю; у нас такого монаха нет!

— Я вас уверяю, что Ханьвэнь, Сюй-Ханьвэнь, у вас в монастыре живет уже семнадцать лет⁵⁵.

Тогда от группы монахов отделился один и подошел к спорившим. Он был средних лет, высокого ростом, с прекрасными черными глазами. Несмотря на суровый монастырский режим, истощавший его тело, он был еще очень красив.

— Примите благословение великого Фо, юноша! — сказал монах. — Скажите, что вам нужно от того человека, про которого вы спрашиваете?

Сюй хотел ответить монаху, но, посмотрев ему в лицо — был поражен: глаза монаха неестественно расширились, впились в лицо юноши; улыбкой счастья дрогнули уста…