Путешествия без карты

Книги, пленившие воображение в детстве, способны прорицать будущее, считает Грин. Свое увлечение Африкой он возводит к «Копям царя Соломона» Генри Райдера Хаггарда, которого обожал школьником (а свои привязанности Грин умеет хранить), и убежден, что именно «Дочь Монтесумы» заманила его позже в Мексику.

Впрочем, когда мы заговорили об этом, я вспомнил, что мое знакомство с Грином тоже было как бы предсказано заранее. Когда я окончил школу, на память о таком событии дирекция подарила мне — с соответствующими подписями и печатью только что выпущенного тогда на английском «Тихого американца». В подтверждение своих слов на следующий день я захватил с собой книгу, и Грин, который как никто умеет ценить сочиняемые самой жизнью сюжеты — даже для небольшого рассказа, сделал рядом с прежней вторую дарственную надпись: «Святославу Бэлзе с самыми лучшими пожеланиями тому школьнику». С тех пор количество автографов Грина у меня умножилось, но этот как‑то особенно дорог, и воспринял я его тогда прямо‑таки с детским восторгом. Да простится мне столь смелая аналогия, но в памяти сразу всплыл текст посвящения «Маленького принца»: «Леону Верту, когда он был маленьким».

Прав Сент–Экзюпери: мы все приходим во взрослый мир из «страны своего детства». Какой была «страна детства» Грэма Грина, можно узнать из первой книги его мемуаров «Часть жизни».

Писатели давно ощутили тягу к автобиографическим повествованиям и, приступая к ним, по–разному изъясняли свои цели. Петрарке — «художнику жизни» — важно было предстать перед грядущими поколениями таким, каким мечтался ему собственный образ, и это откровенно звучит в строках его «Письма к потомкам»: «Когда ты услышишь что‑нибудь обо мне — хотя и сомнительно, чтобы мое ничтожное и темное имя проникло далеко сквозь пространство и время, — то тогда, быть может, ты возжелаешь узнать, что за человек я был и какова была судьба моих сочинений, особенно тех, о которых молва или хотя бы слабый слух дошел до тебя. Суждения обо мне людей будут много различны, ибо почти каждый говорит так, как внушает ему не истина, а прихоть, и нет меры ни хвале, ни хуле…»

Гёте во вступлении к «Поэзии и правде» трактовал свою задачу шире: «Думается, что основная задача биографии в том и состоит, чтобы изобразить человека в его соотношении со временем, показать, в какой мере время было ему враждебно и в какой благоприятствовало, как под воздействием времени сложились его воззрения на мир и на людей и каким образом, будучи художником, поэтом, писателем, он сумел все это воссоздать для внешнего мира» (причем под «правдой» творец «Фауста» понимал факты, запечатлевшиеся в памяти, а под «поэзией» — их истолкование и сопряжение).

Мотивы, которыми руководствовался Грин, чтобы зафиксировать хотя бы «часть жизни», объясняются им следующим образом: «Это в значительной степени те же самые мотивы, что побудили меня стать романистом: желание как‑то упорядочить хаос опыта и ненасытное любопытство».

Автор «Тихого американца» любит предпосылать своим книгам эпиграфы, которые призваны дать соответствующий настрой для восприятия произведения. Есть такой «словесный камертон» и у «Части жизни» — это цитата из датского философа и писателя Сёрена Кьеркегора: «Только разбойники и цыгане говорят, что никогда не следует возвращаться туда, где ты уже когда‑то был». Любопытно сопоставить этот эпиграф со словами пребывающего в творческом кризисе, но некогда преуспевавшего режиссера Джесса Крейга в романе Ирвина Шоу «Вечер в Византии»: «Вот тебе урок: держись подальше от мест, где ты был счастлив». Слова эти герой Шоу мысленно произносит, проезжая мимо виллы близ Антиба (города, где, кстати, обосновался с середины 60–х годов Грин), — той виллы у моря, в которой он блаженствовал три месяца с молодой женой.

Грэм Грин не боится возвращаться в места, где был счастлив. И, естественно, первое из таких мест, куда приводят его воспоминания, — родной Берхэмстед, городок в графстве Хартфордшир, расположенный не слишком далеко на север от Лондона. Здесь он появился на свет 2 октября 1904 года. Отец его был директором привилегированной местной мужской школы, основанной еще в XVI веке. А мать приходилась двоюродной сестрой Роберту Луису Стивенсону — так что литературные наклонности могли передаться Грину по наследству, и не случайно испытанное им в начале творческого пути влияние автора «Острова сокровищ». Грэм был одним из шести детей в семье и ощущал нежную привязанность как к старшим братьям Герберту и Раймонду, сестре Молли, так и к младшим — Хью и Элизабет.