Путешествия. Дневники. Воспоминания

Бобадилья сделал несколько смехотворных пожалований, хотя, я думаю, он наградил в первую очередь себя. Все это узнают их высочества, когда прикажут ему отдать отчет, особенно, если при этом присутствовать буду я. Он же говорит то и дело, что я задолжал большую сумму, но это подтверждаю и я, хотя долг не так велик, как считает Бобадилья.

Особенно удручен я был тем, что ко мне для ведения расследования направлено было лицо, отлично разбиравшееся в том, что если выводы этого расследования окажутся для меня невыгодными, то правителем останется он.

Если бы угодно было богу, чтобы их высочества отправили Бобадилью или кого-нибудь другого двумя годами ранее, то я убежден, что был бы сейчас избавлен от поношения и бесчестия. Моя честь оказалась бы непопранной и не было бы утрачено многое. Бог справедлив, и по его милости станет известно, кем и ради чего именно все это творится.

В Кастилии меня судят так, как если бы я был правителем Сицилии или города, или поселения с установившимся способом правления (puesto en regimento), где полностью могут соблюдаться законы, без боязни потерять все; мне же причинили глубокую обиду. Меня должно судить как военачальника, прибывшего из Испании в Индии для покорения воинственных и многочисленных народов, с обычаями и верованиями весьма отличными от наших народов, живущих в лесах и горах, без постоянных мест поселения. Здесь я, по воле божьей, передал во владение короля и королевы, наших владык, другой мир, в силу чего Испания, которая вчера еще слыла бедной, ныне стала самой богатой [страной на свете].

Меня должно судить как военачальника, который с давнего времени и доныне носит оружие, не снимая его ни на один час, и судить меня должны рыцари шпаги и люди действия, а не буквоеды, если только это не греки и не римляне, или в наше время подобные им мужи из числа столь многочисленных и столь благородных мужей Испании. Всякий иной суд причинит мне великую обиду, ибо в Индиях нет ни городов, ни поселений.

Ныне открыты ворота золоту и жемчугу, и можно с уверенностью ожидать притока драгоценных камней и пряностей и тысячи других вещей. И не постигни меня это великое несчастие, я мог бы совершить именем бога большое путешествие, мог бы завязать сношения со всей Счастливой Аравией, вплоть до Мекки, как я о том писал их высочествам с Антонио де Торресом, отвечая на [запрос] о разделении моря и земли с Португалией, после чего я мог бы дойти до Каликута, как я о том говорил в монастыре Мехорада.

Что касается золота, которое я должен был дать их высочествам, то весть о нем пришла ко мне в день рождества, когда я был весьма угнетен борьбой с дурными христианами и с индейцами и готов был все бросить, дабы спасти свою жизнь. Тогда чудесным образом утешил меня господь и сказал мне: «Мужайся! Не падай духом, не бойся; я предвидел все, семь лет срока, положенного для обретения золота, еще не прошли, и в этом и во всем ты будешь вознагражден». В этот день я узнал, что открыто 80 лиг земли и повсюду в ней имеются залежи; ныне же выяснилось, что вся та земля – сплошной рудник: некоторые за один день собрали золота на 70 кастельяно, другие на 120, дошло до того, что собирали в день на 250 кастельяно.

Сбор на сумму в 50–60 кастельяно (а у некоторых от 15 до 50 кастельяно) считается хорошей дневной добычей, и многие продолжают столько же собирать; в среднем его добывают на сумму от 6 до 12 кастельяно, а те, кто собирают меньше – недовольны. Все уверены, что явись сюда даже вся Кастилия, каждый, будь то даже самый неопытный человек, сможет собирать здесь ежедневно золота не менее, чем на 1 или 2 кастельяно. И сейчас положение остается таким же. Правда, каждый из них имеет при себе индейца, однако ж все предприятие держится на христианах.

Теперь убедитесь, сколь разумен был Бобадилья, раздав все даром, в том числе десятину на сумму в одно куэнто; при этом никто не требовал у него этих раздач, он же не поставил об этом в известность даже их высочества. Но не только в этом ущерб, им причиненный.

Я знаю, что ошибки совершены были мной не по злому умыслу, и надеюсь, что их высочества поверят тому, что я говорю. Я вижу и знаю, что они отнесутся милосердно к тому, кто происками [врагов] был устранен от служения королям. Я полагаю, и в том совершенно уверен, что их высочества отнесутся ко мне лучше и проявят больше снисходительности, зная, что ошибки я совершил по неведению или по принуждению, а так они и поступят, когда узнают обо всем впоследствии. Ведь я их смиренный слуга, они сами оценят мои труды и выгоды, которые принес им каждый день моей службы. Все они взвесят, как тому нас учит священное писание, где говорится, что в день страшного суда будет сопоставлено и благо и зло.