Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Дорога от Колы до Кандалакши ровная, без гор, если не считать довольно пологого откоса, по которому со сто­роны Мааселькя спускаются на озеро Имандра, а также последний перегон у Кандалакши. Пять лет назад по этой дороге я впервые ехал на оленьей упряжке и теперь, про­езжая по одной из сопок, узнал даже сосну, к которой про­тащил меня олень, когда я свалился с кережки. Meminisse juvat[170]. Полпути от Колы проезжают сушей и небольшими озерами, затем до самого последнего перегона простира­ется озеро Имандра длиной в девяноста верст; все же ехать приходится не только по льду, так как на пути попа­дается множество мысов разной ширины. На виденных мною картах это озеро изображено шире, чем оно есть на самом деле, вообще-то оно не очень широкое. По-лопарски оно называется Aavver javr, т. е. по-фински Avarajarvi[171], Многие карелы называют это озеро Инари, так же как в Финляндии озеро Инари. [... ]

Мы ехали по озеру Имандра сорок верст, и все это вре­мя сбоку от нас виднелись подоблачные хребты Умбтег, они показались задолго до того, как мы вступили на лед Имандры. Кому не приводилось ранее видеть эти горы, тот не смог бы сразу отгадать, то ли это белые облака на го­ризонте, то ли вздымающиеся до облаков горные хребты. Проезжая здесь в прошлый раз, я даже с близкого рас­стояния не мог определить, что передо мной — вершины гор или облака. Они находятся на восточном берегу Имандры, примерно в десяти верстах к югу от Риккатайвал, хотя кажется, что они совсем близко от Риккатайвал, на противоположном берегу озера. Русские называют их Гибин, карелы — Хийпиня, лопари — Умбтег. Как далеко они были видны потом, когда мы их миновали, трудно ска­зать, поскольку по выезде из Йокострова нас застала ночь, а кроме того, из кережки даже днем невозможно разглядеть предметы, остающиеся позади. В иные дни, когда светило солнце, даже перед кережкой было трудно что-либо разглядеть, потому что лучи солнца, отражавшие­ся от огромных снежных просторов, слепили глаза. Мы вынуждены были прикрывать глаза и смотреть лишь на оленя и передок кережки. Когда же на нашем пути ока­зывался какой-нибудь мыс, где зеленел лес, для глаз на­ступал отрадный отдых.

Вдоль всего пути был довольно густой лес из сосен, елей и берез. Даже севернее Колы эти деревья вырастают довольно большими и высокими. На две мили севернее, в Кильдине, недалеко от погоста я увидел целую рощу вы­соких прямоствольных берез, стволы большинства из них были диаметром в четыре-пять дюймов, а некоторые даже с пол-локтя. А на последнем перегоне у Кандалакши во многих местах рос отменный строевой лес. На коре многих деревьев были вырезаны фигурки людей головой вниз, но сколько бы я ни расспрашивал об их значении, так и не получил объяснения этому. [...]

Прежде чем перейти к описанию жизни другого края, а именно — русского, позвольте мне, прощаясь с краем лопарей, еще вернуться к их языку и говорам. Не прини­мая в счет лопарей тундры, об остальных можно сказать, что они владеют двумя языками: своим родным и государ­ственным языком страны. Ранее уже говорилось о фин­ском языке финляндских лопарей, лопари Норвегии и Швеции, наверное, в такой же степени владеют швед­ским и норвежским. Но о лопарях России, особенно про­живающих в окрестностях Колы и вдоль тракта, ведущего в Кандалакшу, говорят, что они разговаривают в основном по-русски, так что их невозможно отличить от урожден­ных русских. По тем сведениям, которые нам удалось по­лучить, родной язык российских лопарей делится на три основных говора. Первый из них является общим для лопарей, живущих возле Колы и озера Имандра, кроме деревни Мааселькя, расположенной севернее. На втором говорят лопари Мааселькя и лопари деревень к востоку и северо-востоку от Колы. На третьем говорят самые от­даленные от Колы лопари Турьи, живущие в восточной и юго-восточной части упомянутого [Кольского] полуостро­ва. [...]

«Во всех отношениях остается только сожалеть, что русские сделали так мало для развития языка (русских лопарей)», — говорит Раск в упомянутой работе (часть II, с. 340). Мы полностью присоединяемся к его высказыва­нию, добавив лишь, что точно так же мы можем сетовать и на финнов, не занимающихся изучением говоров фин­ляндской Лапландии, и даже с еще большим основанием, так как именно финны, ввиду родственности финского и лопарского языков, могли бы лучше других изучить лопарский язык и способствовать его развитию. Но таков у нас обычай — заниматься всяческими делами, чуждыми нам, и предоставлять немцам и прочим возможность изу­чать то, что ближе нам самим, как, например, лопарский и даже финский языки. Лишь в Норвегии и Швеции ло­парский язык неплохо изучен, но тоже не настолько, что­бы филологам в этой области нечего было делать. [...]