Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Игра-прогулка (кявелюкиса) — это медленный танец, в котором пары сначала стоят друг за другом около две­рей. Сначала проходит в другой конец избы первая пара, за ней — все остальные. Затем пары расходятся — одна на­право, другая налево — и идут обратно мимо пар, прохо­дящих вперед. Так образуется четыре ряда играющих: два из них перемещаются вперед посередине и два — по краям и идут в противоположную сторону (к дверям). Движутся они без остановок и, едва дойдя до дверей, тут же берут­ся за руки и снова идут вперед.

Игра-бег (юоксентакиса) несколько напоминает преды­дущую, но отличается от нее тем, что вперед перемещают­ся не шагом, а пробежкой. Вначале парни бегут в одном ряду, а девушки — в другом. Затем они поворачиваются и огибают бегущих вперед с внешней стороны и еще раз огибают с внешней стороны следующих за ними. Наконец они оказываются в среднем ряду, хотя бегут теперь в на­правлении, противоположном первоначальному.

Кясиветелюс — игра попроще

Рямсю и тому подобное — танцы другого рода.

Обычно напоследок играют в «короля». Играющие са­дятся в круг. Один из них протягивает руку, другие по очереди кладут руки сверху. Тот, чья рука снизу, выта­скивает ее и кладет сверху. Так проделывает каждый, по четырнадцать раз. У кого на четырнадцатый раз рука ока­жется сверху, тот король. Он определяет, кто и что дол­жен делать: обнять такого-то, поклониться такому-то и т. п.

Танцы сопровождаются песнями. Более быстрые танцы исполняются под песни на ломаном русском языке. А мед­ленные — как под песни на русском, так и на финском (карельском) языках. Бывает, что голоса уже охрипли от песен, а ноги еще не наплясались до устали, тогда танцу­ют без песен и музыки.

ИЗ ДНЕВНИКА

Кереть, 1 февраля 1837 г.

Игра с мячом (паллокиса). Пинают большой кожаный мяч. У кого мяч летит дальше установленной границы, тот побеждает.

Игра «в сущики». В землю воткнут шест, к основанию которого привязаны «сущики»[127]. Один сторожит и пинками отгоняет всех, кто пытается стащить их. Если кому-то уда­ется подойти незадетым, он становится хозяином «сущи­ков».

Считается грехом брить бороду и оставлять волосы нестрижеными. В Пяярви и Керети есть остриженные наго­ло. Грешно курить, грешно есть похлебку, оставшуюся с предыдущего раза, грешно употреблять в пищу кровь животных или позволять это делать другим, брать печень и внутренности и т. д. При забое скота кровь не собира­ют, считая ее нечистой. А мясо тщательно моют и отма­чивают в проруби.

Яры — верхние сапоги из шкуры дикого оленя. Пяяккё — носки (носки без паголенка) из шкуры с головы оленя.

Нуотис\нодья. Берут две сухостойные сосны такой длины, чтобы всем хватило места у костра, и кладут их друг на друга. Верхнее укрепляется с помощью рычагов с двух концов. Делается это так: в оба конца вбивают по клину и к ним прикрепляют рычаг. По другую сторону от спящих сооружается стена из снега. [...]

ИЗ ДНЕВНИКА

Кереть, 1 февраля 1837 г.

Хяннинен пояснил старику Хуотила, кто я такой, — и на стол сразу же принесли масло, а старик просил извинить его.

Хяннинен уплатил тридцать копеек за пуд за доставку груза из Керети в Куусамо. Это расстояние равно ста вось­мидесяти восьми верстам. Бывает, что груз перевозят и за двадцать копеек. Этот перевоз опасен, в Елетъярви дело чуть не дошло до грабежа. Но дед Мийхкали, повстречав шайку, обратил ее в бегство. В Елетъярви у меня не ме­нее семи раз спрашивали, нет ли вина, хотя сами отбира­ли вино у тех, кто его привозит. Я знал про то и говорил, что ведь это запрещено и т. д.

В следующее воскресенье в доме устроили танцы. Ме­ня попросили поиграть на флейте, но, будучи несколько раздосадован их вчерашними вздорными расспросами, я отказался. В понедельник ко мне подошел один мужчи­на и вызвался меня подвезти. Я ответил, что не нуждаюсь в этом, и решил, что если Мийхкали не приедет в назна­ченный день, то ночью я отправлюсь обратно в Хейняярви либо возьму в проводники старшего сына из этого дома, который показался мне чуть лучше остальных деревенских мужчин, и, не раскрывая никому своих намерений, пройду четыре мили пешком до Уусикюля. Но ничего этого мне делать не пришлось, потому что в понедельник приехал Мийхкали. Когда же я отказался от предложенного мне перевоза, то давешний мужик отозвал хозяйского сына во двор и долго с ним говорил, я, конечно, не знаю, о чем, но у меня были основания полагать, что он советовался с хозяином, как меня ограбить. В этом я еще больше уверовался после того, как одна из женщин сочла нужным пойти и послушать их разговор. Единственное, что промол­вил при прощании парень, когда я уезжал, было: «Ко мне уже начали приставать из-за того, что вы у нас так долго живете, и велели выгнать».