Фермер все еще находился в столице и был немедленно разыскан и доставлен. С ним побеседовали наедине, затем в присутствии дочери, подтвердившей все сказанное отцом, и отпустили. Король как человек умный пришел к выводу, что мои слова соответствуют истине. Он поручил королеве заботу обо мне и позволил Глюмдальклич остаться во дворце, чтобы ухаживать за мной. От его взгляда не ускользнула наша дружба.
Нам отвели чудесную просторную комнату; к девочке приставили воспитательницу для обучения этикету, горничную и двух служанок; мной же должна была заниматься только Глюмдальклич.
Королева распорядилась, чтобы дворцовый столяр смастерил ящик, который мог бы служить мне спальней. В три недели он сделал, согласно моим указаниям, деревянную комнату с дверью, окнами с раздвижными рамами, парочкой стульев, столом и шкафами для одежды. Потолок открывался и закрывался, что давало возможность Глюмдальклич ежедневно проветривать и убирать мое жилище, а также менять постельное белье на моей кровати.
Вся мебель, изготовленная из материала, напоминавшего слоновую кость, выглядела как подлинное произведение искусства. Стены спальни, потолок и пол были обиты войлоком, чтобы ослабить тряску во время поездок и предотвратить несчастные случаи при переноске. Я попросил сделать на двери задвижку, чтобы уберечься от визитов крыс и мышей. Это была непростая задача, но дворцовым мастерам все-таки удалось изготовить крошечный замочек, ключ от которого я всегда носил с собой, опасаясь, что Глюмдальклич потеряет его. Мне сшили костюм из самой тонкой шелковой ткани, какую только можно было найти; она оказалась толще английского одеяла и доставляла мне массу неудобств, пока я не привык. Скроен мой наряд был по местной моде; он напоминал китайскую и отчасти персидскую одежду, и я имел в нем весьма важный вид.
Королева так полюбила мое общество, что редко обедала без меня. На стол, за которым она сидела, ставили мой столик и стул, а Глюмдальклич располагалась рядом и ухаживала за мной. Мой столовый прибор был сделан из серебра; по сравнению с посудой ее величества он казался кукольным сервизом — вроде того, который я купил когда-то в подарок своей маленькой дочери. Моя нянюшка носила его в особом ящичке, а за обедом ставила на стол.
Помимо ее величества за столом присутствовали лишь принцессы; старшей было шестнадцать лет, а младшей — тринадцать. Королеве нравилось собственноручно класть мне на блюдо кусок говядины, который я резал ножом. Наблюдать за моими движениями, за моими крошечными порциями и тем, как я ем, доставляло ей истинное удовольствие. Сама же она подносила ко рту кусок такой величины, что он насытил бы десяток дюжих англичан.
Надо признаться, первое время я испытывал смешанное чувство, глядя, как королева поглощает еду, — за один прием она, к примеру, съедала с костями крылышко жаворонка, по величине равное десяти нашим индейкам, и откусывала кусочек булки размером в два наших хлеба. Блюда она запивала вином из золотого кубка вместимостью с бочку. Ее столовые ножи были в несколько раз больше нашей косы, а о ложках и вилках я даже не говорю. Однажды Глюмдальклич ради любопытства заглянула вместе со мной в столовую, где лежала приготовленная для чистки дюжина вилок и ножей, — более жуткого зрелища мне не доводилось видеть.
Однако вскоре я привык к несоразмерности окружавших меня предметов.
Каждую среду — этот день считался в королевстве выходным — венценосная семья обедала в покоях короля в полном составе. Во время этих обедов мой стул ставили по правую руку от короля, и он с удовольствием беседовал со мной, расспрашивая о европейских нравах, религии, просвещении, законах и государственном устройстве. Я, как мог, отвечал на все вопросы. Будучи рассудительным правителем, он высказывал тонкие и глубокие замечания по поводу услышанного.
Но однажды мы с ним слегка повздорили. Я как раз увлеченно рассказывал о моей обожаемой Англии, когда его величество жестом остановил меня и насмешливо спросил: кто я — виг или тори? Я смутился, а он заметил, обращаясь к сидящим за столом: «Как же сильна человеческая гордыня, если даже у таких крохотных насекомых существуют титулы, ордена и партии, а свои грязные гнезда и норки они называют городами и деревнями. Эти существа щеголяют нарядами и экипажами, воюют друг с другом, спорят, хитрят и воруют…» Кровь бросилась мне в лицо, я задохнулся от гнева и крикнул его величеству, что недостойно королю иметь предрассудки простолюдина. На это король лукаво прищурился и ласково потрепал меня по плечу. На этом наш диспут закончился, а у меня зародилось сомнение — стоило ли мне обижаться?