Путешествия Гулливера

Здание королевской кухни восхитило меня как снаружи, так и изнутри. Главная печь была чуть меньше купола собора Святого Павла, который я специально измерил после возвращения в Англию. Я не подсчитывал размеры вертелов, чудовищных горшков и котлов, жаровень, кастрюль, ножей и прочей кухонной утвари, чтобы меня, как любого путешественника, не обвинили в преувеличении.

Его величество редко держал в своих конюшнях более шестисот лошадей, каждая была ростом от пятидесяти четырех до шестидесяти футов. Во время торжественных выездов короля сопровождала гвардия числом около пятисот всадников. Это, конечно, впечатляющее и блистательное зрелище. Однако так мне казалось только до тех пор, пока я не увидел всю королевскую армию, выстроенную в боевом порядке.

Глава 5

Мою жизнь во дворце можно было бы считать вполне счастливой, если бы мой рост не становился причиной многих смешных и досадных приключений. Как я уже говорил, Глюмдальклич часто выносила меня в дворцовый сад в дорожном ящике. Иногда девочка держала меня на руках, но чаще всего опускала на землю, чтобы я мог немного пройтись. Помню, как однажды, когда карлик еще вертелся при дворе, он увязался за нами. Девочка поставила меня на землю близ того места, где росли карликовые яблони. Я не смог удержаться, чтобы не пошутить по поводу сходства между карликом и этими деревьями. Он злобно усмехнулся и, дождавшись момента, когда я очутился под одной из яблонь, начал трясти дерево. Яблоки — каждое с бристольскую бочку — рухнули вниз с оглушительным грохотом, а одно из них ударило меня в спину, сбив с ног. Я едва остался цел, но все-таки попросил королеву простить коротышку, тем более что сам подтолкнул его к неблаговидному поступку.

В другой раз Глюмдальклич ненадолго оставила меня одного на садовой лужайке — ее как раз отвлекла воспитательница. Внезапно набежала туча, пошел град, и сильный ветер опрокинул меня на землю. Градины величиною с теннисный мяч обрушились на меня с такой силой, что, пытаясь спастись, я пополз на четвереньках и спрятался на грядке с тмином. Я был так избит, что провел в постели дней десять.

В том же саду со мной случилось другое, гораздо более опасное приключение. Однажды Глюмдальклич, поддавшись на мои уговоры, оставила меня в одиночестве, вынув из ящика, и ненадолго ушла. Оба мы полагали, что я нахожусь в безопасном месте. Но как только я присел на траву, чтобы предаться меланхолическим воспоминаниям, как ко мне внезапно бросилась лохматая болонка дворцового садовника, схватила за шиворот и понесла к хозяину. Глюмдальклич была далеко и не могла слышать моих криков. Наконец пес, очень гордый собой, положил меня перед садовником. Бедный старик от испуга лишился дара речи, но затем трясущимися руками поднял меня, допытываясь, все ли со мной в порядке. Я ответил, что цел и невредим, а его пес так хорошо воспитан, что не поранил меня и даже не измял моего платья. Глюмдальклич была ужасно огорчена и напугана этим происшествием. Мы решили держать все в тайне, однако с тех пор моя нянюшка не спускала с меня глаз.

Это меня не устраивало — иногда мне отчаянно хотелось побыть в одиночестве. Поэтому я начал хитрить. Однажды я сказал Глюмдальклич, что хотел бы взглянуть на редкий цветок, и свернул с дорожки. Над садом парил коршун, и мое движение тут же его привлекло. Он ринулся на меня и наверняка унес бы в когтях, если бы я не отбился от птицы толстой палкой. В другой раз меня угораздило провалиться по шею в кротовую нору. Я едва выбрался оттуда, и мне пришлось сочинить какую-то нелепую историю, чтобы объяснить, почему мой костюм так перепачкан. Случались и по-настоящему досадные происшествия: однажды, прогуливаясь вместе с девочкой, я так задумался, что споткнулся о раковину улитки, упал и вывихнул ногу.

Трудно сказать, чего было больше в моих одиноких прогулках по саду — удовольствия или унижений. Даже крошечные птенцы не испытывали страха при моем появлении, а взрослые птицы просто не обращали на меня внимания. Никогда не забуду, как один наглый дрозд вырвал у меня из рук кусок пирога. Когда я пытался поймать какую-нибудь пташку, она оборачивалась, норовила клюнуть меня в голову, а затем как ни в чем не бывало продолжала заниматься своими делами. Стыдно вспоминать один случай, но тут уж ничего не попишешь. Обозлившись на то, что даже птицам я кажусь никчемной козявкой, однажды я бесшумно подкрался к коноплянке и запустил в нее толстой дубинкой. Удар был метким, и птица свалилась замертво. Я схватил ее за шею и потащил за собой, чтобы похвастаться добычей перед Глюмдальклич. Однако мой триумф длился недолго. Оглушенная птица пришла в себя и начала отчаянно биться у меня в руках. Она наносила удары крыльями и клювом с такой силой, что мне пришлось бы выпустить ее, если бы не подоспевший слуга. В тот день по распоряжению королевы к обеду мне подали зажаренную коноплянку. Она оказалась крупнее нашего лебедя, но совершенно несъедобной.