По-видимому, незначащее происшествие едва не прекратило действий экспедиции и не лишило меня глаза. При остановках на ночлеги мне не приводилось оставаться праздным: мое дело было разгребать снег, рубить и устилать хвою. Вчера ввечеру, остановясь под ветвистой елью, следовало срубить один сук, который нам мешал. Ударив по дереву топором, чтоб отряхнуть снег, я почувствовал, что засорил глаз. В ночь глаз заплыл опухолью. Делать было нечего, пошли с утра назад, но, пройдя около полутора миль, я совершенно измучился от нестерпимой рези. Если б и возможно было ехать на нарте, то на открытом воздухе это не принесло бы облегчения. Возобновленные операции нянюшкиных вылизываний не помогали. Наконец, тунгусу пришло в голову попробовать достать соринку концом ремня, и опыт увенчался успехом, только осталась небольшая царапинка да один глаз отказался в верности при обсервациях. Отдохнув с час на месте, не захотелось оставить перенос без некоторого утвердительного обозрения. Поворотили обратно и на место ночлега пришли к обеду. Тут под охраной двух человек, оставя три нарты, я с остальными пошел налегке, взяв на два дня провизии. Путь наш шел 3 мили долиной к NW 50°, потом 5 миль речкой Хотыльно, которая на этом расстоянии делает восемь колен между румбами SW, W и NW. Горы, обставляющие долину, не превышают 300 футов, имеют овальный вид и обнаженные от лесов вершины. Пройдя еще одно свежее становье туземцев, мы ночевали в купе строевого елового леса на левом берегу Хотыльно. Природа севера знаменовала приближение весны: Garrulus canadensis сопутствовали нам в крутую зиму; ныне впервые видели Linaria minor и добыли два экземпляра Corythus enucleator[290]
. На припеках у тальников распустилась верба.Пройдя узкую долину на расстоянии 5 миль к SW600
, мы подошли к небольшому протоку, впадающему в Хотыльно. Долина с этого места изгибается к NW 58° миль на 8; у ручья находится третий стан туземцев. Определив в полдень обсервацией широту места 65°35′46″ и убедившись в действительных сношениях туземцев реки Юннака с проживающими по берегам Коцебу-зунда, я решился воротиться, потому что не имел ни времени, ни способов обследовать само прибрежье. В 9 часов вечера, после довольно утомительного перехода, мы соединились с оставшимися на первом нашем стане.Речка Хотыльно не шире 15 и 20 сажен, по берегам окаймлена тальниками и топольниками, но по долине и у подошв гор довольно елового леса. В речке весной и осенью туземцы ловят достаточно хариусов. Бобровых барабор мы не видали, но следов соболей, лисиц, выдр, росомах — во множестве.
Дорожа утренниками, мы поднялись с 6 часов. От жила Хотылькакат бывшие метели застлали наш след так, что мы вынуждены были идти по палке. Ночевали на одиночке Цогляхтен в единственном небольшом грязном зимнике, за что и положили несколько листов табака и бронзовые сережки.
У нас оставалось всего на 6 дней собачьего корма. Нам также было известно, что на нижних жилах не застанем жителей и не найдем ни одной кости, и потому, невзирая на весьма дурную погоду, следовало поспешать. К счастью, пройдя жило Цонагохляхтен, мы напали на свежий след нарты. Я с проводником прибавил шагу и через час догнал одну женщину. После первого испуга она объявила, что отвезла на пройденную нами одиночку нарту оленины и возвращается в горы. Подарив ей медное колечко и сережки, я предуведомил, что намереваюсь ночевать на жиле Кахляхлякакат. Она поняла и обещала уведомить охотников. Подошли нарты, поспел наш обед, то есть чай. Кружку предложили новой знакомке. Она с удовольствием пила сладкую воду, но не знала, что делать с сухарем; Татлек толковал ей, что это пища касяка, и назвал сухари по-русски. «Сухани, — повторила женщина, — я слыхала об них от мужа и отнесу ему». Я дал еще горсть.